Они выключили двигатели. Водолазы с обеих лодок с тихим всплеском опустились в воду.
Со скоростью, на которую способны только Зеленые кости, они прикрепили магнитные мины к корпусу судна под водой. Сидя в беззвучно покачивающейся лодке, Цзуэн направил Чутье поверху, но не ощутил тревоги со стороны какого-нибудь всполошившегося члена экипажа. Каждые несколько минут он переключал Чутье на Абена, больше по привычке, как всегда поступал рядом с враждебной Зеленой костью, чем из-за реального опасения. Они работали вместе именно ради того, чтобы ни один клан не получил преимущества.
Через полчаса водолазы вернулись на лодки, и они поплыли обратно тем же путем. Когда мины взорвутся, они будут уже далеко. Взрывчатки было недостаточно, чтобы убить кого-либо на борту (лучше избегать трупов среди иностранцев), но она разрушит киль, винт и шланг буровой установки, а также проделает дыры в корпусе судна и, если повезет, испортит оборудование.
В идеальном варианте на этом дорогостоящая попытка «Анорко» заняться добычей нефрита завершится, но Цзуэн считал, что судно, скорее всего, отремонтируют, и придется снова его уничтожить, а то и несколько раз, прежде чем затею признают слишком дорогостоящей. Эспенцы наверняка сердито пожалуются Королевскому совету на повреждение частной собственности, и кеконское правительство в праведном гневе заявит, что ничего не знает и не имеет отношения к диверсии. Без другого источника нефрита Кекон останется ключевым звеном в боевой стратегии эспенцев против Югутана, и иностранцам не останется ничего иного, кроме как впустую выражать недовольство.
Когда они вернулись на берег, лицо и уши Цзуэна горели после нескольких часов, проведенных под солеными брызгами и ветром. Он выпрыгнул из лодки и помог вытащить ее на берег. Зеленые кости быстро сложили лодки и оборудование в ожидающий фургон, который отвезет его на склад. Было еще темно, но через пару часов встанет солнце, пора было возвращаться в Жанлун. Абен и его люди так же проворно работали рядом. Когда оборудование погрузили и фургоны уехали, Зеленые кости из обоих кланов расселись по своим машинам – правда, не забыв проверить, не поставил ли кто из противников бомбу на днище.
– Цзуэн-цзен, – сказал Абен Соро, коснувшись лба ладонями.
– Абен-цзен, – отозвался Цзуэн, повторив его жест.
Он сел за руль своего «Волкодава G8» и поехал вместе с Кулаками обратно в Жанлун. Когда над городом взойдет солнце, они с Абеном Соро опять станут врагами, и Цзуэна ждет работа.
Глава 18
Каракатица
Беро встречался с кураторами каждые полтора-два месяца, в разных общественных местах, куда он нечасто ходил и где их не могли бы подслушать. За два дня до встречи он находил записку с датой, местом и временем встречи, подсунутую под дверь квартиры. Он чувствовал себя тайным агентом из шпионского фильма, разве что не таким гламурным, как хотелось бы. К примеру, ему не выдали пистолет, секретный телефон или капсулу с цианидом, чтобы покончить с собой, если его схватят югутанцы. Но он получил кодовую кличку – Каракатица. Беро она не нравилась. Каракатицы – уродливые создания, копошащиеся в иле. Однако выбора ему не дали. Он всегда разговаривал только с Гало, эспенским кеконцем, а Берглунд наблюдал за ними, прогуливаясь неподалеку под видом иностранного туриста.
– Ты узнал подробности того, что они планируют? – снова спросил Гало, когда они бродили по почти пустой картинной галерее.
Беро никогда раньше не был в музее и делал вид, что рассматривает абукейскую керамику.
– Они постоянно твердят о какой-то крупной акции – нанести удар, сделать заявление, всякая такая мутная чушь, – сказал Беро, все больше раздражаясь на нескончаемый бубнеж Гало – мол, Беро не может добыть детальную информацию о деятельности Вастика эйя Моловни в движении «Будущее без кланов».
Движение росло. Это Беро мог сказать с уверенностью. На собрания приходило все больше людей, которые осмеливались высказываться против кланов. Речи Гурихо стали настолько экспрессивными, что порой Беро опасался, не пойдет ли у того пена изо рта или вдруг случится удар. Настал их звездный час, говорил Гурихо. Люди готовы сбросить иго кланов, скованных воедино с коррумпированным правительством, религией и капитализмом, угнетающими простого человека. И тому подобная белиберда. Беро не помнил всех его цветистых слов.
– Гурихо все твердит, что скоро настанет момент, когда мы восстанем и будем драться на улицах города, – пожаловался своему куратору Беро, – но только не говорит, когда он настанет и как мы это узнаем.
– Тебе удалось сблизиться с руководством? – спросил Гало.
– Я пытался, кеке, – ответил Беро, хотя Гало вовсе не был кеке. – Их четверо – Моловни, Гурихо, Отоньо и та девушка, Эма. Больше они никого не допускают.
Гало отошел от стеклянной витрины с абукейской керамикой к стене с дейтистской религиозной иконографией, ожидая, что Беро сделает то же самое. В углу зала Берглунд сложил музейную брошюру, которую якобы читал, и последовал за ними на расстоянии.
– Мы знаем, что собой представляют эти трое, но как насчет Эмы, что у нее за жизнь? – спросил Гало. – Она не югутанка и не из баруканов, политических мотивов у нее тоже нет, как ты нам сказал. Так почему же она вошла в руководство группы?
Беро нахмурился, потому что тоже этого не понимал. По какой-то причине девушку пригласили во внутренний круг Моловни, а Беро – нет. Наверное, она раздвигает перед ними ноги, вот и все объяснение.
– Я ведь уже сказал все, что знаю, – заныл Беро. – Она работает секретаршей где-то в центре. Некоторое время жила в Туне. У ее семьи есть свой бизнес или когда-то был. Думаю, они обанкротились. Вот почему она затаила обиду на кланы – они разорили ее семью, так она сказала.
Вскоре после того, как он начал работать на эспенцев, Беро сумел убедить Эму выпить с ним в баре. Они пробыли там пару часов. Эма вела себя мило и даже смеялась над его шутками. Она казалась такой одинокой, как будто у нее совсем нет друзей. Беро рассказал ей, каким образом получил уродливые шрамы на лице – в шестнадцать лет его поймали и избили братья Маики. Конечно, он мог бы рассказать и кое-что поинтересней, но решил приберечь эти истории на потом, вдруг Эма ему не поверит. К разочарованию Беро, рассказ не вызвал у Эмы того трепета, на который он рассчитывал. А что еще хуже, когда он предложил пойти к ней домой, Эма сказала, что утром ей надо на работу, и лишь чмокнула его в щеку.
С тех пор ему еще несколько раз удалось заманить девушку выпить, и один раз поздно вечером они ходили в кино на ужастик. Но достичь чего-то большего он так и не сумел, как и разузнать что-либо полезное для эспенцев.
Однажды вечером Беро ждал в переулке у «Маленькой хурмы», надеясь застать Эму в одиночестве по пути к метро и проводить до дома. Прошло уже двадцать минут, но она так и не появилась, и Беро снова поднялся в кафе. Зал вроде бы опустел, но Беро услышал голоса. Тогда он обогнул стойку бара и обнаружил крохотную комнатку, видимо, кладовку или место для отдыха музыкантов или других артистов между выступлениями, а может, просто тайник. Вместо двери на входе весела малиновая занавеска, но она была задернута не до конца, и в щель Беро увидел Моловни, Гурихо, Отоньо и Эму. Они стояли вокруг разложенного на столе большого листа бумаги и тихо переговаривались.
