И вот сегодня утром, когда мы провожали отряд (который в большинстве своём совершенно не был огорчён тем, что мы остаёмся), настоятель подошёл к нам, молчаливо дожидаясь ухода воинов.
После того, как ворота закрылись, настоятель попросил нас следовать за ним. Мы не стали заставлять себя ждать и устремились следом. Агарий подошёл к главной башне (донжону) и жестом пригласил нас войти.
Поднявшись по крыльцу, мы прошли что-то вроде притвора и попали в среднюю часть. Напротив двери на стене висел громадный священный знак. Если присмотреться, то видно, что круг сложен из множества мелких звезд. В центре, на кресте был изображён раскинувший руки мужчина. Очень похоже на распятие, но здесь человек выглядел счастливым и возвышенным. Его взгляд был направлен точно на дверь, так что, войдя внутрь, любой сразу же ощущал его на себе.
По обе стороны прохода стояли лавки. Стены покрывали свисающие с потолка тёмно-бордовые полосы какой-то ткани.
Подходить близко к священному знаку мы не стали: настоятель свернул в сторону раньше. Подойдя к стене, он отодвинул ткань, за которой обнаружилась дверь. Открыв её, вошёл внутрь. Мы с Ледаром поспешили за ним.
Войдя в коридор, настоятель снял со стены факел и пошёл дальше. Всё это время он даже не оглядывался на нас, словно ему было всё равно, идём мы за ним или нет.
Он привёл нас в небольшую комнату. Эта комната была самой уютной из всех, что я видел пока в этом мире. Здесь стояли кровать (именно кровать, а не широкая лавка, под неё маскирующаяся), пара стульев и стол. Около кровати притулился сундук, а на полу лежал половик. Да что я говорю, здесь даже что-то вроде камина было.
Больше всего меня, конечно, интересовал человек, сидящий за столом. Он ничем особо не отличался от монахов, которых я встречал в этой обители, кроме волос. Я привык видеть вокруг себя светловолосых людей. У этого же волосы были тёмно-каштановыми, длинными, слегка вьющимися и не слишком чистыми. На вид мужчине было лет тридцать пять, если не обращать внимания на усталый взгляд серо-зелёных, почти прозрачных глаз.
Поднявшись, он обошёл стол и встал прямо напротив, всматриваясь в меня и переводя взгляд с моих глаз на волосы. Да, выглядел я для местных, наверное, действительно несколько необычно, учитывая, что черноволосых я здесь ещё ни разу не встретил.
Почему-то при взгляде на него внутри меня ворочалось что-то не слишком приятное. Есть хочу, что ли? Не вовремя. Я даже заподозрил тот самый голод, но отбросил подобные предположения. Скорее всего, именно так и ощущаются другие морохи. Не зря же Роар говорил, что от нас с Ледаром тоже веяло тенями.
– Бильд, – представился он.
– Сандар, – ответил я тем же, сдерживаясь, чтобы не нахмуриться. Не слишком приятно, когда тебя вот так бесцеремонно разглядывают. «Аль» я решил на этот раз опустить: не хотелось лишних вопросов.
Бильд приподнял брови, удивляясь.
– Необычное имя, – сказал он. – Впрочем… – Он снова окинул меня взглядом, хмыкнул и вернулся за стол. Отставив свой стул от стола немного дальше, он сел и жестом пригласил сесть меня. – Мы все в какой-то мере убийцы. Мне сказали, что тебе нужны знания.
– Да, – ответил я, устраиваясь удобнее. – О морохах. О том, что нужно сделать, чтобы им стать. И… обо всём остальном.
– Ну, положим, морохом стать невозможно. – Бильд скривил губы то ли в улыбке, то ли в оскале. – Морохами рождаются. Дар видеть теней и ощущать дагов даётся нам Отцом при рождении.
– Дагов? – спросил я.
Вообще-то даг переводится именно как «тень». Вот только Бильд сказал это слово как-то по-особенному, будто бы выделяя, делая некий акцент. Это как с моим именем. Сандар – имя. А ещё сандар означает, как я уже говорил, «море». Если проводить аналогию с земными именами и словами, то можно вспомнить такие как Вера и вера, Надежда и надежда, Любовь и любовь. Из мужских имён сейчас могу вспомнить только Слава и слава. Возможно, есть ещё, но вот так сразу не припомню.
– Одержимых тенями.
Я кивнул, давая понять, что осознал разницу. Правда, мне бы хотелось узнать о дагах больше, но это потом, успею ещё.
– Вы можете рассказать, что же такое на самом деле тени? – поинтересовался я тем, что давно меня интересовало.
В истории о Первобоге и его прислужниках я как-то не особо верил. Мне казалось, что должно быть какое-нибудь более… приземлённое, что ли, объяснение возникновению этих существ.
Бильд перевёл взгляд с меня на Ледара, который, я был уверен, сейчас стоял позади меня. Если прислушаться, то можно было разобрать его тихое дыхание и шорох одежды.
– Ты ведь встречал их, – утвердительно сказал Бильд, переводя взгляд на меня. – Где ты их встречал?
Я задумался, вспоминая все моменты, когда мы сталкивались с тенями. Когда я сталкивался.
– На дороге, ведущей сюда. Несколько раз. В доме заброшенной деревни. На поляне, полной человеческих костей. Один раз они напали на наш отряд на очередной стоянке в облике волков. Ещё раз было нападение зверей. Воитель утверждал, что ими управляли тени. И… возле оврага с трупами… – В последнем я не был точно уверен, так как толком не рассмотрел, что же там такое меня напугало, отчего я тогда шарахнулся, угодив в кустарник. Но почему-то сейчас, когда я вспоминаю, мне кажется, что там тоже была тень.
– И за какой период времени?
– Пара недель, – сказал я, не вдаваясь в подробности.
Бильд сразу нахмурился.
– Это много. Их что-то к тебе притягивает, – пробормотал он, снова окинув меня донельзя странным взглядом. – Обычно морохи встречаются с ними раз, максимум два в год. При этом мы сами их разыскиваем, так как ни тени, ни даги не склонны к тому, чтобы приближаться к нам.
– Я их к себе совершенно точно не зову, – отозвался я, напрягаясь. Я-то думал, что такое количество чертовщины для этого мира в порядке вещей, а оказалось, что всё совсем не так. Но для начала надо узнать, что они такое. – И всё-таки, кто они такие?
– Тень – это последнее дыхание умирающего человека.
Ледар сзади сдавленно выдохнул, явно удивлённый тем, что прозвучало. И я даже мог его понять. Люди умирают ежедневно. И что же это получается: сколько бы морохи ни уничтожали теней, всё бесполезно? Не слишком оптимистично, как по мне.
Помолчав, Бильд продолжил:
– Когда человек умирает насильственной, болезненной смертью, то вся та буря эмоций, что клубилась в нём перед этим, выплёскивается наружу. Также тени получаются из тех, кто по какой-то причине страстно не желает покидать мир, у кого остались веские причины для того, чтобы оставить здесь свою тень.
Ну, это уже лучше, но всё равно полностью истребить их, значит, нереально. Пока есть люди, будут войны, будут рождаться маньяки, садисты, убийцы, будут появляться и тени. Да и тех, кто не желает умирать, тоже как бы, думаю, много.
