Пошевелившись ещё раз на пробу, я с изумлением поднял лохмотья, оставшиеся от рубашки, и принялся рассматривать раны. Чёрт бы меня побрал, если мои глаза меня обманывают!
Конечно, раны не затянулись за одну ночь (или сколько я там был без сознания?), но выглядели так, будто после инцидента прошло по меньшей мере пару недель! Края ран даже не думали припухать или гноиться. Как такое вообще возможно? Что за фокусы, и смогу ли я потом расплатиться за это?
В голове вроде бы что-то такое смутно всплыло, но я не успел схватить скользкую мысль за хвост. Посидев с минуту, пытаясь возродить воспоминание, плюнул на это дело и, пошатываясь, поднялся на ноги. Сделать это было… сложно, но, к моему удивлению, возможно.
Доковыляв до мёртвого хищника, я рухнул на колени и с отвращением поглядел на усеянную муравьями открытую рану на горле. Не понимаю, как на запах крови ещё не сбежались все дикие звери. Не сомневаюсь: эта смертоносная машина была тут не одна. Это несколько тревожило и заставляло действовать быстрее.
Я не стал снова пытаться порвать шкуру пальцами. Во-первых, она была прочной, а во-вторых, мои пальцы слишком слабы для такого дела. На этот раз я вооружился палкой. Кто-нибудь пробовал пилить шкуру зверя палкой? Нет? А я пробовал. Не слишком удобно, но когда нет альтернативы, приходится сжимать зубы и упрямо продолжать. Кстати, зубами я себе тоже помогал, ими получалось лучше, чем пальцами. Чувствовал себя при этом кем-то вроде дикаря, но в данный момент мне было откровенно плевать на приличия и прочую чушь, которая здесь могла быть даже опасной для жизни.
Я настолько увлёкся этим делом, что обо всём забыл. Мною овладел какой-то азарт, от которого я отошёл только тогда, когда удовлетворил голод и отодрал (отгрыз?) себе несколько разлохмаченных кусков мяса, которые аккуратно и бережно завернул в листья.
Закончив с этим, я с сожалением поглядел на мёртвое тело зверя. Оставлять столько мяса не хотелось до жути, но я понимал, что дальше оставаться рядом с ним попросту опасно, и потому поковылял от этого места подальше. С собой прихватил добытое мясо в листьях и палку. Обживаюсь потихоньку, вещами всякими обрастаю. Ещё немного, и дом себе построю, до этого счастливого момента осталось всего ничего – лет так сто.
После еды хотелось пить, а ещё всё зудело оттого, что кожу стягивала засохшая кровь. К запаху уже вроде привык, хотя и понимал, что для всех остальных обитателей он как указатель или маяк.
Выход нашёлся в тот момент, когда я, спустя некоторое время, набрёл на поляну, на которой рос лопух. Может, конечно, это был не он, но по виду очень даже похож. Вот только несколько смущали размеры: самый мелкий лист был примерно метр на метр. Никогда ещё таких больших лопухов не видел. Но, может, здесь какая-нибудь идеальная почва, кто знает? Точно не я.
К тому времени туман развеялся, а с неба начал накрапывать очередной дождь. Поначалу мелкий и несерьёзный, он, к тому моменту, когда я набрёл на поляну с лопухом, разразился настоящим ливнем, за который я благодарил всех богов разом.
Воды, собранной с этих громадных листьев, хватило, чтобы и напиться, и хотя бы немного отмыться, и промыть раны. Они всё ещё выглядели страшновато, но я понимал, что заживление проходит просто нереально стремительно. Моё и так худощавое тело, как мне кажется, стало ещё тощей: видимо, энергия на заживление не берётся из ниоткуда.
Озаботился тем, чтобы отстирать кровь с рубахи. Выкидывать её не собирался: кто знает, когда разживусь другими вещами. Но и ходить в пропитанной кровью одежде тоже не хотелось.
В итоге отыскал небольшую ямку, оторвал один из листов лопуха (это только звучит просто, на самом деле чуть не помер, пока отпилил его более-менее острым камнем, который нашёл здесь же), уложил его в яму и немного подождал. Ливень и не думал заканчиваться, так что лист заполнился за каких-то полчаса. Повторить процедуру пришлось несколько раз, так как вода быстро становилась красной от крови.
Вечер я встретил на этой же лопуховой поляне. Перекусил захваченным мясом, ещё раз промыл раны и утолил непреходящую жажду. После этого забрался в самую середину лопухов, закутался в один из громадных листьев, как в одеяло, и крепко уснул. А ведь собирался всего лишь передохнуть, прежде чем полезу на какое-нибудь дерево. Последнее, что помню, – как прижал к себе палку, стараясь не задеть раны.
Проснулся утром замёрзший, как цуцик. Вскочив, принялся растирать синюю кожу, подпрыгивая и приседая. В чувство меня привела тянущая боль на груди. Зашипев, вспомнил, что я вообще-то ранен.
Оглядев себя, я хмыкнул. Удивляться уже не было сил. Раны выглядели как бугристые, алые шрамы, некоторые из которых кое-где слегка кровоточили: явно дело рук опрометчивой утренней зарядки.
Дождь ночью закончился, но в лопухах осталось полно воды. Так что я отлично перекусил и напился.
Не понимаю, то ли мне ужасно везёт, то ли, наоборот, не везёт: никто не покусился на моё тщедушное тело ночью, а ведь могли доделать то, что начала кошка. Это уже начинало наводить на мысли, что что-то не так.
Без воды уходить с этой поляны я не стал. Взял большую рубашку, плотно завязал подол узлом, а внутрь через горловину положил лопух и налил воды. Получился странный, совершенно ненадёжный бурдюк с водой.
Пока делал его, непроизвольно зажевал один из листов. Удивился кисловатому, но вполне съедобному вкусу. Сначала, конечно, отплевался, но потом решил подождать немного. Если не пронесёт, то можно будет взять с собой несколько листов.
Спустя некоторое время я решил, что ждать можно и в пути, так что спилил с десяток листов, свернул их и связал своей рубашкой. Идти пришлось в чём мать родила. Ну, не совсем, не забываем о намотанных на ноги портянках, хотя за это время они изрядно потрепались, но это не так уж и важно.
Разгуливать по лесу с голой задницей – то ещё приключение. И дело не только в насекомых, которых было вроде как немного, но и в ветках, которые так и норовили оцарапать в самых неподходящих местах. Приходилось обходить лиственные заросли и находить более свободные проходы. К тому же я старался беречь свой самодельный бурдюк, так как понимал, что нового дождя можно и не дождаться. Да и ручьев я больше пока не встречал.
Спустя пару дней, когда мясо закончилось (хотя я и старался беречь как только мог), а воды в бурдюке почти не осталось (пил много, пытаясь перебить голод), я заметил среди деревьев нечто новое.
За эти дни я стал более осторожен. Тщательней начал выбирать дорогу и места для ночёвок. Внимательно присматривался и прислушивался. Любая странность заставляла меня сменить направление. Я ещё помню, как не обратил внимания на отсутствие птичьего пения и едва не лишился головы.
По всему выходило, что я приходил в себя. Моё перемещение в это тело явно не прошло без последствий. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что в самые первые дни попросту метался по лесу, толком не соображая, что делать, куда бежать и за что хвататься. Про то, что собирался отыскать овраг, давно забыл, понимая: направление полностью утеряно. И если я наткнусь на него, то это будет не более чем огромная случайность.
