– Думай, что говоришь. – Его ярость закружилась, как порывистый ветер шторма. Матрона улыбнулась, но не той любящей улыбкой, с какой бабушка обращается к внуку. Она была словно из стали. Выражение лица Гнева стало еще хуже. – Я не подчиняюсь твоим приказам.
– Тогда считай это предложением. Как бы то ни было, не сказать ей об этом – безответственно.
– Да, мне бы очень хотелось знать, о чем вы оба говорите.
Теперь, когда боль ушла, я начала раздражаться. Я знала, что у Гнева все еще были секреты. Секреты, которые даже Селестия считала, что я имела право знать. И после того, что только что произошло между нами на отмели, я их больше не потерплю. Я пристально посмотрела на Гнева.
– Кто-то должен ответить на мой вопрос. Сейчас же.
Селестия взглянула на нас.
– Вам двоим стоит поговорить друг с другом. Наедине. – На этот раз ее улыбка была по-настоящему обеспокоенной. – Хотя ты можешь отвести ее в Храм Ярости, подальше от того места, где тебя могут подслушать. У меня такое чувство, что вы двое разбудите весь замок.
С этими словами она вывела нас из своей комнаты с настойками и захлопнула за нами старую дубовую дверь. Я смотрела на принца. Так или иначе, он сказал бы мне правду. Я не могла понять, почему Селестия знала его секреты, а я нет, и мое раздражение переросло в злость. И эти эмоции не были вызваны Домом Гнева.
Кто еще в его дворе был осведомлен о том, что он скрывал от меня, и что непосредственно касалось меня? Это было недопустимо, что я была единственной, кого держали в неведении.
– Я хочу знать правду. Больше никакой лжи. Ты мне слишком много задолжал.
Казалось, что он был близок к тому, чтобы схватиться за оружие. Хотя его расстройство не было связано ни со мной, ни даже с матроной. Возможно, он злился сам на себя. В какую бы игру он не играл, она была окончена. И переиграть возможности уже не было, как он надеялся.
– Твою мать. – Гнев провел рукой по волосам и отошел от меня. – Я думал, у нас будет больше времени, но после сегодняшней ночи, это, очевидно, больше не может ждать.
Гнев отвел нас в свою личную библиотеку и заколдовал комнату так, чтобы наши голоса оставались внутри. Я стояла перед огромным камином, согревая руки. В прохладе замка, изнуренная охватившей меня болью, в тоненькой сорочке и с мокрыми волосами, я промерзла до костей.
Страх тоже играл роль в моей дрожи. Может что-то случилось с моей семьей? Если они пострадали – или еще хуже – не знаю, сказал бы мне об этом Гнев.
Он знал, что они были как моей слабостью, так и в той же степени моей силой, и я бы выторговала свое возвращение домой, разорвав договор с Гордыней. Это бы точно усложнило его миссию и было достаточным мотивом для того, чтобы не откровенничать со мной.
Напряженное настроение Гнева тоже не успокаивало. Оно захватило мои чувства, пока нервы не стали натянутыми настолько, что лопнули.
Он расхаживал по комнате, как большое животное, запертое в клетке. До наших страстных объятий в лагуне, а затем в коридоре перед его спальней, он всегда оставался спокойным; даже будучи в ярости, он никогда не был… на грани. Как тревожно видеть его таким. И то, как он огрызался на матрону, было тоже на него не похоже. Иногда он мог быть сердитым, высокомерным или исполненным мужского самодовольства, но никогда не был грубым.
– Может сядешь? – Я потерла руки. – Ты нервируешь меня.
Он подошел к столу и налил немного лавандовой жидкости в бокал. Он залпом опрокинул его, затем быстро налил и предложил мне второй стакан. Я покачала головой.
Ожидание казалось невыносимым. Мой живот был словно завязан в какой-то замысловатый узел. Мне хотелось знать, что он должен рассказать, и почему все это так сильно на него влияло. Даже когда он напал на Макадена, он не чувствовал ни сожаления, ни беспокойства. Только действие. Он приводил в исполнение приговор и был беспристрастен к его жестокости.
– Может не стоит так нагнетать? – Мой голос был на удивление спокойным. Полное противоречие бешеному стуку сердца. – Что бы ты не сказал, это не может быть настолько плохо.
Я надеялась.
Наконец он остановился, чтобы посмотреть мне в глаза. По выражению его лица невозможно было понять, что он чувствовал. Он был охвачен прохладным, тревожным спокойствием. Дрожь поползла по моей спине. Его поведение напомнило мне акушерку, сообщившую роковые новости.
– Ранее этим вечером ты спросила, почему я оставил на тебе Метку. Я не уверен, что ты полностью понимаешь, для чего она. Почему это даруется так редко.
Я уставилась на него, на мгновение он застиг меня врасплох такой внезапной сменой темы, какую роль в этом всем играла Метка призыва. По крайней мере, мне стало понятно, откуда Селестия узнала об этом секрете; ее взгляд ненадолго переключился на мою шею. Я ошибочно решила, что она смотрит на амулет из рога дьявола.
– Ну? – подтолкнул он, снова привлекая к себе внимание. – Что ты знаешь об этом?
– Бабушка рассказывала, что она позволяет вызвать принца Ада, не используя принадлежащий ему предмет. То, что это великая честь, оказанная немногим. И что, пока он дышит, принц демонов всегда должен отвечать на призыв. За исключением, конечно, того момента, когда я попыталась тебя вызвать, но ты не появился. – Мой тон стал ледяным. – Я думала, ты умер.
Он отступил, его внимание быстро переключилось на меня в тихом раздумье.
– После ранения кинжалом Дома Зависти я еще недостаточно окреп, чтобы путешествовать между мирами. Я не знал, что тебя расстроило мое отсутствие.
Я одарила его сердитым взглядом, от которого его губы изогнулись. Взгляд исчез почти мгновенно.
– Ты знаешь, почему она даруется так редко?
– Потому, что принцы – самодовольные ублюдки и не любят, когда их вызывают по собственному желанию?
Тень улыбки снова коснулась его губ прежде, чем он стер ее.
– Потому что эти магические узы невозможно разорвать.
– Невозможно? Любую магию можно разрушить.
– Не эту связь. Даже после смерти.
– Но ты бессмертен.
– Представь себе, как долго она продлится.
Мы смотрели друг на друга, а истина словно нависла между нами. Я изо всех сил пыталась впитать эту информацию, и ее смысл. Гнев молчал, его лицо стало мрачным, пока я отходила от потрясения. Если связь продолжалась даже после смерти, я не могла понять, как это работает. Наши души навсегда останутся связанными. Вот только я продала свою и понятия не имела, что это скажется на нашей связи. Или на нем.
– Эмилия. – Его голос был тихим, но властным. – Скажи что-нибудь.
– Ты говорил, что не стоит изрекать абсолютных истин. Они склонны никогда не сбыться, помнишь?
