— Не понимаю, почему мужчинам кажется, будто женщины не в состоянии защитить себя сами.
Это замечание вызвало у него улыбку.
— Вряд ли я должен объяснять тебе могущество пениса — после того, как ты испытала это на себе.
Она задумчиво постучала пальцами по столу.
— Ты можешь занять комнату Стива, сына Авы. Но мне не хотелось бы использовать в качестве предлога твое пьяное поведение. Завтра мы скажем, что было уже поздно и тебе пришлось остаться — чтобы не ехать к себе на остров.
— Чудесно. Значит, мое опьянение в качестве оправдания мы прибережем на потом. Могу я спросить кое-что, что не имеет ко мне прямого отношения?
— Конечно.
— Эсси лечится от своей болезни?
— Раньше лечилась, — со вздохом ответила Фиби. — Не так-то просто было найти врача, который приходил бы на дом, поэтому в основном лечение шло по телефону. Они беседовали с врачом, и еще она принимала какие-то таблетки. Казалось даже, что ей становится лучше.
— И что?
— Однажды врачу удалось уговорить ее выйти из дома. Погулять каких-нибудь десять минут в знакомом месте. Мама решила, что это будет соседний парк. Ей просто нужно было дойти до фонтана, а потом вернуться домой. Она пришла в парк, и тут у нее начался приступ паники. Она не могла дышать, не могла найти дорогу домой. Я тоже пошла за ней в парк, но так, чтобы она меня не видела. Поэтому мне потребовалось время, чтобы добежать до нее, когда все это случилось.
Фиби до сих пор видела это как наяву. Ее мать в смятении мечется по парку, пока она бежит к ней, не разбирая дороги и приводя в замешательство случайных туристов.
— Она попыталась бежать и упала. Все это было ужасно. Люди пытались помочь ей, но напугали ее еще больше.
— Бедная Эсси.
— Я отвела ее домой. Крепко обняла ее и отвела домой. С тех пор она не выходила за пределы двора. Прошло уже четыре года. Больше она не обращалась к врачу. Сказала, что с нее довольно. Ей хорошо дома, — добавила Фиби с улыбкой. — Так почему бы нам не оставить ее в покое? Так мы, собственно, и сделали. Уж не знаю, правильно мы поступили или нет…
— Думаю, да. Просто бывает так, что ситуация меняется, и тогда приходится делать то, что правильно на данный момент.
Она еще долго думала об этом — уже после того, как показала ему свободную комнату, нашла новую зубную щетку и повесила в ванной несколько свежих полотенец.
Ситуации меняются, с этим не поспоришь. И порой бывает так, что правильные поступки заканчиваются неверным решением. Она не знала, насколько правильными были ее отношения с Дунканом, но понимала, что безнадежно влюблена в него.
Только увидев его, она сделала шаг в эту сторону. Еще глубже она увязла в тот вечер в пабе, когда они так мило болтали и наслаждались музыкой. Маленький шажок тут, потеря равновесия там — и ты уже готов забыть о доводах рассудка.
Однако пришла пора понять, что же будет для нее правильным — и не вообще, а на данный момент.
Как приятно просыпаться в доме, который держится на женщинах, подумал Дункан, попивая кофе и только что выжатый сок. Приходишь на кухню, а там тебя уже ждет свежеприготовленный завтрак. Да и вообще, давно ему не приходилось чувствовать себя окруженным такой заботой.
Ава привычно возилась у плиты. Обычная утренняя рутина, отметил Дункан. Но поскольку сегодня v них был гость, Эсси достала праздничные приборы и постелила салфетки в тон тарелкам.
Сейчас Эсси хлопотала у стола, наполняя сахарницу и молочный кувшинчик. Достав хрустальный графин, она налила туда свежевыжатый сок, затем поставила на стол вазу с цинниями. Судя по всему, эти хлопоты доставляли ей такое же удовольствие, как наблюдавшему за ней Дункану.
— Не приставай к Дункану, Карли. Дай ему спокойно допить кофе.
— Замечательный кофе, — отметил Дункан.
— А где мои хлопья? — мрачно поинтересовалась Карли.
— Ава делает на завтрак омлет. Но если хочешь, можешь есть хлопья.
— Мне все равно.
Дункан слегка пихнул Карли в бок. Невзирая на недовольную гримаску, выглядела она очень мило.
— Ну что, грядет очередной день в офисе?
— В школе. Я хожу в школу, — мрачно покосилась она на него. — И сегодня у нас будет контрольная по математике. Просто не понимаю, зачем нам все время делить и умножать. И для чего нужны эти цифры?
— Тебе не нравятся цифры? А вот я их люблю. Они делают жизнь куда интереснее.
— Мне они не нужны, — фыркнула Карли. — Когда я вырасту, то стану актрисой. Или личным стилистом какой-нибудь актрисы.
— Если ты станешь актрисой, то как же ты сможешь сосчитать свой гонорар?
На этот раз в обращенном к нему взгляде читалось некоторое уважение.
— Это может сделать кто-нибудь другой.
— Ты должна будешь высчитать свой доход — чтобы понять, например, сможешь ли ты купить чудесный дом в Малибу. А для этого нужно знать, сколько у тебя останется после того, как ты заплатишь своему агенту, ну и, конечно, телохранителям, которые будут отгонять от тебя назойливых папарацци. Я уже не говорю о личном стилисте, которому тоже придется платить за работу.
Карли призадумалась.
— Пожалуй, я сама стану стилистом. Тогда мне не придется думать ни о чем, кроме одежды. А уж в одежде-то я разбираюсь.
— А как насчет комиссионных?
На этот раз в ее взгляде читалось откровенное недоумение.
— Я не знаю, что это такое.
— Это значит, как много ты получишь, когда продашь Дженнифер Энистон чудесное платье от Шанель. Тебе причитается часть его стоимости. Допустим, платье стоит пять тысяч долларов, а ты получаешь за свою работу десять процентов. А еще ей потребуются туфли, сумочка и так далее. Ну что, каким будет твой доход?
Теперь она смотрела на него не отрываясь:
— Я что, получаю деньги всякий раз, когда они что-нибудь покупают?
— Именно так.
Теперь уже на ее лице не было ни капли скуки.
— Я не умею считать проценты.
— Зато я умею. Дай-ка листок бумаги.
Войдя на кухню, Фиби обнаружила, что вся ее семья сгрудилась вокруг стола. Здесь же стояли тарелки с омлетом, ломтиками бекона и хрустящими тостами.
Левой рукой Дункан запихивал в рот еду, а правой что-то быстро писал на листке бумаги. Карли, вплотную придвинув к нему стул, внимательно следила за его вычислениями.
— Еще ей нужны серьги! Как же без серег?
— Прекрасно. Сколько же стоят серьги?
— Миллион долларов!
— Вот это да! Ладно, пусть будет миллион. — Он поднял голову и улыбнулся. — Доброе утро.
