– Мне удалось разыскать Боба Файфа в театре; он просто потрясен этим известием. Сказал, что доиграет во втором акте и сразу придет сюда.
– Хорошо, – кивнул инспектор и продолжил: – А вы, мистер Мартино, режиссер?
– Да, – хмуро произнес тот. – До этого я тоже был актером в Англии, а потом решил попытать счастья в Америке.
– Не помните, в каком конкретно году вы приехали в Лос-Анджелес?
– Отчего же, помню. Два года назад в марте. И, опережая ваш следующий вопрос, отвечу, что в восемь часов две минуты я был в отеле в вашем обществе. В начале девятого часа я с мистером Джейнсом вышел на террасу, чтобы призвать его к спокойствию. Поняв, что мои попытки бесплодны, я покинул его и побрел на пляж. Потом, как вам известно, я опять встретился с вами.
– Теперь вы, мистер Джейнс. Насколько я понимаю, смерть мисс Фейн опечалила вас больше, чем остальных.
– Что вы имеете в виду под этими словами?
– Я имею в виду, что вы были в нее влюблены.
– Откуда вам это известно? – спросил миллионер, пожирая Тарневеро злым взглядом.
– Не суть важно. Вопросы здесь задаю я. Вы сделали ей предложение, не так ли?
– Да, сделал. Вы уверены, что все это необходимо предавать гласности?
– Я искренне прошу прощения, что вынужден выяснять нескромные подробности. По словам мистера Бредшоу, вы появились здесь около половины восьмого.
– Совершенно верно. Я хотел поговорить с мисс Фейн без свидетелей. Надеюсь, вы не станете меня спрашивать о содержании нашей беседы. Она никого не касалась, кроме нас двоих.
– Увы, мой долг велит спрашивать о том, что не имело бы ко мне никакого касательства, если бы здесь не произошло убийство, – ответил Чарли Чан с печальной улыбкой. – Позвольте же мне самому восстановить картину происшедшего. Мисс Фейн не пожелала стать вашей супругой, и вы обвинили в ее отказе мистера Тарневеро. Под влиянием гнева вы бросились в отель, чтобы выяснить отношения с этим человеком. Ваше счастье, что в восемь часов вы оказались там и это могут подтвердить сразу несколько свидетелей, включая меня. Иначе вы стали бы главным подозреваемым.
– Понимаю, какую мысль вы вкладываете в свои слова. Полагаю, вы считаете, что убийство Шейлы случилось как раз в это время?
– Я в этом абсолютно убежден.
Облегченно вздохнув, Алан смял сигарету и швырнул ее в пепельницу.
– О чем вы еще хотите меня спросить?
– Когда вы ушли из этого дома?
– Почти без четверти восемь.
– В течение последующих тридцати минут вы возвращались на виллу?
– Нет!
– Посещали вы когда-нибудь Лос-Анджелес?
– Нет, ни разу.
– Благодарю, у меня больше нет к вам вопросов.
– Значит, я свободен? В полночь отходит «Океаник», и я должен быть там.
– Вы намерены уехать из Гонолулу? Не хотите даже узнать, пойман ли убийца вашей любимой женщины? В любом случае я вынужден вас разочаровать. До окончания расследования вы никуда отсюда не денетесь. Ваша причастность к инциденту слишком велика для этого.
– Не понимаю почему! Время убийства точно установлено, и у меня имеется алиби. Столько свидетелей видело меня в это время в отеле!
– Даже самые неопровержимые алиби иногда перестают быть таковыми, – многозначительно произнес китаец. – Мне очень жаль, но вам придется остаться.
Джейнс покраснел от едва сдерживаемого гнева.
– Какие у вас основания меня задерживать?
– Хотя бы то, что вы являетесь важным свидетелем. Если возникнет необходимость вас арестовать, я без колебаний прибегну к этому средству.
– В таком случае, надеюсь, мне разрешат хотя бы возвратиться в отель?
– Пока я попросил бы вас расположиться в одном из этих кресел и вооружиться терпением.
Джейнс нехотя повиновался, сохраняя самое мрачное выражение лица.
В сопровождении Джессупа в комнату вошел миниатюрный японец в компании широкоплечего человека в полицейской форме.
– Добрый вечер, доктор. Касимо, рад тебя видеть, – поприветствовал их Чарли Чан и неожиданно столкнулся в дверях холла с Дианой Диксон, одетой в белое вечернее платье. – Добрый вечер, мисс. Боюсь, о вас я еще ничего не знаю.
– Кто вы такой? Что здесь происходит?
– Чарли Чан, инспектор криминальной полиции Гонолулу. Позвольте узнать ваше имя.
– Диана Диксон. Я здесь в гостях у Шейлы. Мы когда-то снимались в одном фильме, и она любезно пригласила меня к себе.
– Вы здесь проездом?
– Да. И все-таки, что случилось?
– Где вы были весь вечер?
– На берегу, я купалась.
– В котором часу вы, мисс Диксон, в последний раз видели Шейлу Фейн?
– Не могу сказать точно. Когда мы с Юлией и Джимом пошли на пляж, Шейла оставалась дома. Переодевшись в купальный костюм, я случайно посмотрела на часы: было ровно восемь.
– И больше вы ее не видели?
– Когда я спустилась, в комнате уже никого не было.
– Может, вы заметили кого-то по дороге на пляж?
– В самом деле, когда я гуляла в саду, из павильона выбежал какой-то мужчина. Я решила, что это кто-то из гостей.
– Будьте добры, расскажите, как он выглядел.
– Я сразу обратила внимание, что на нем плащ, и это в такую жару! Да, плащ распахнулся, и мне бросилось в глаза, что под ним фрак и белая сорочка. Боже мой! – воскликнула женщина, вздрагивая и буквально падая в кресло. – Как же я сразу не поняла?
– Пожалуйста, объясните, чего вы не поняли, – настойчиво переспросил инспектор.
– На сорочке алело пятно, длинное и узкое! Это же наверняка кровь! Бедная Шейла!
Глава 6. Фейерверк под дождем
В течение некоторого времени Чарли Чан молчаливо смотрел на свою собеседницу, раздумывая, как бы удачнее задать следующий вопрос, чтобы вывести ее на чистую воду, потому что показания Дианы Диксон сразу же насторожили его своей фальшивостью.
– Значит, вы утверждаете, что какой-то человек выскочил из павильона в рубашке, запачканной кровью…
– Клянусь вам, все именно так и было!
– Я вовсе не сомневаюсь в правдивости ваших слов, просто, по моему мнению, вы могли немного ошибиться. Предположим, убийца проявил неосторожность, и на его белой рубашке расплылось кровавое пятно. Но, согласитесь, вряд ли он стал бы покидать место преступления с распахнутым плащом. Логичнее предположить, что он старательно завернулся бы в него. К тому же подобный наряд совсем не для тропической жары, не говоря о том, что человек в таком костюме неминуемо привлек бы к себе внимание. Как зовут дворецкого мисс Фейн? – спросил он, обернувшись к Юлии.
