То есть существует такая очень глубокая мудрость относительно того, что храмы невелики, потому что мы сами и есть храм. Мы должны поместить этот храм в себя и держаться за эти поручни. Храм внутри себя или мы в храме. Это не отделенность, а очень глубокая и духовная архитектурная идея о сближении человека и храма. Храм изнутри специально выверен в этом движении однокупольности. Что изображено в подкупольном пространстве? Там всегда написан Христос Пантократор, который смотрит на вас сверху вниз с открытой книгой. Поэтому православные и говорили: «Что нам их католические храмы, протянутые в мольбе иссохшие руки аскетов? У нас же Бог специально спускается на нас». Здесь изображены охранники божьи – Святое воинство и княжеская дружина. Вообще эта тема вертикали богопомазания соединена или сплавлена с православием и представляет собой структуру сознания и ментальности. Вот голова здесь, Он – богопомазанник, и воинство, в которое он упирается. А куда воинство двигается? Туда, куда голова повернется. Вот и говорят: князь со своей дружиной в дорогу собрался. Это все модели одного человека, общества или государства. Раньше этой модели не было, в Византии совсем другая структура. Это национальная форма выражения. Ментальность включает в себя огромное количество элементов, которые выражают длительную духовную традицию.
Церковная архитектура не изменилась, она и не может измениться. Было несколько попыток отойти от основ, и тут же все возвращалось на место, иначе все рушилось: и храм, и вера, и государственный язык. Россия не может отойти от этой формы. И мы не понимаем, какой это гениальный семантический знак, символизирующий сразу все: ментальность, строение государства, наше строение духовное.
Купол поддерживается внутренними распорками или парусами, а дальше идут четыре столпа (именно «столпы», а не «столбы»). Что значит столп? Каждый столп связан своим парусом с евангелистом. Четыре столпа – это значит четырехстолпное Евангелие. И всегда изображение одно и то же: на парусах всегда евангелисты со своими мистическими знаками. Мы там – у основания столпа, идущего вверх. Перекрытие – это и есть отсутствие перегородок между куполом и карнизами потолка. Это дольмен, внутри которого мы находимся. Как только появляется перегородка – это модерн, и никуда не годится. Мы всегда находимся внутри этого пространства. И всегда стоя, потому что мы должны всем своим напряжением противостоять этому потоку.
Однажды я познакомилась с удивительным человеком по фамилии Сергеев. Он заведовал кафедрой математики в Военно-медицинской академии в Ленинграде. Это был человек с большими странностями, можно сказать, сумасшедший. Он ходил с большим плоским портфелем, в котором всегда были чистое полотенце и бутылка водки. Перед началом лекции он выливал на полотенце немного водки и вытирал им свое лицо и руки. Он приезжал на наши курсы читать лекции и рассказывал о феноменальных экспериментах, которые ставил в своей Академии: это были эксперименты с крысами по передаче информации на расстоянии, что очень важно для подводных лодок. И в частности, он нам сказал, что купол, сделанный полукругом, – это поздняя конструкция, а настоящее перекрытие – это луковка. И он говорил: «Это не луковка, это раскрученная капля. А что такое раскрученная капля? Это капля, которая создает максимально энергетическое пространство». В книгах ничего подобного не написано, об этом рассказывал только Сергеев. Ничто не случайно. Вот почему в церкви возникает колоссальная энергия. Поэтому люди здесь не должны сидеть, только стоять.
Церковь должна быть невелика. И она должна иметь столп, идущий вверх, словно дух Божий через Евангелие идет к нам.
Как и когда было сделано это, говоря упрощенно, изобретение – одно из самых великих открытий в мире, а именно форма античного храма? Всюду в книгах написано: золотое сечение. Но что это обозначает – не совсем понятно. Следующий вопрос: кто это сделал? В книгах пишут: примерно на рубеже VII–VI веков сложился и сформировался тип периптерного храма с колоннами. Но что значит «сложился»? Мы видим результат, но как и где это произошло? В Византии все совсем иначе, и материалы другие, а это греческий тип. Культура транслируется через личность. Но как сложилась эта форма храма – неизвестно. Чем отличается греческая культура от русской? Она по видимости та же, а по сути другая, ибо здесь эта мысль идеально кристаллизована и точно так же выражена в экстерьере.
Архитектура владимирская и новгородская различаются между собой. Там по-разному устроены пилястры. Здесь следует отметить один важный аспект.
Если взглянуть на план Успенского собора во Владимире, станет видно, что этот собор имеет ту же модель, что и московский Успенский собор. Дело в том, что Аристотеля Фьораванти – итальянского архитектора – тогда послали во Владимир, чтобы он сделал в Москве такой же собор, как там. Владимир мыслился как старая столица, а Москва – как новая. Поэтому и названы соборы были одинаково, и между собой они равны.
И что еще необыкновенно важно для особой истории России и русского зодчества, так это то, что идеальное национально-русское зодчество конгениально ландшафту. Оно всегда ландшафтно. Как выстроены русские усадьбы? Их никогда просто так не ставили. Их всегда замышляли, как естественно-неотрывные от природы дома. Даже если взять самый иностранный из всех русских городов Петербург, то и он отличался от западных аналогов своей ландшафтностью. Когда вы в Париже, то воспринимаете его как театр: вы всегда находитесь на сцене, он сценичен, он драматургичен и театрален. Но когда вы находитесь в Питере, вы всегда находитесь между водой и небом – он вписан в ландшафт. Это можно сказать обо всей русской архитектуре. Например, дом Пашкова – это тоже соединение с природой. Как ни изменились города, но куда бы вы ни приехали, вы чувствуете и видите это соединение. Храм придает осмысленность картине мира. Это черта лирическая, а русскому искусству свойственна лиричность. Обратите внимание на русскую поэзию: она всегда ландшафтна, все поэты – ландшафтники. Только так они воспринимают любовь, страдания, слезы, радость – только через природу и союз с ней.
Этим наша национальная культура стилистически, духовно отличается от западноевропейской культуры – своей связью с природой. Трудно сказать, что это такое, – неизжитое язычество или что-то еще. Это заметно, когда сравниваешь французскую и русскую поэзию. Французская поэзия построена на театре, а русская на природе. Все ее события связаны с явлениями природы, с временами года. И пронзительной чертой владимирской культуры является связь с ландшафтом, благостная чистота и красота православного зодчества. Такого разрыва между реальной и идеальной жизнью не было нигде, а искусство восполняет эту щель. Оно создает совершенный образ красоты и духовности. Оно как бы противостоит реальности, и это, конечно, видно в фильме Тарковского «Андрей Рублев».
Русский храм ставят не где придется. Есть три или четыре точки, где строят храмы. Храм очищает то место, где его ставят. Если в доме началась холера, то дом сжигали и на его месте ставили храм. Этой архитектуре свойственно такое количество дополнительных качеств, входящих в самую суть архитектуры, что мы все и не перечислим. Это сакральное пространство. Пожалуй, только мусульманская архитектура похожа на русскую своим отношением к природным качествам.
