– Спасибо, – сказал Финеас сэндвичу. – Клетки мои, пожалуйста, переработайте эту еду с любовью.
– По-прежнему болтаешь с едой, Финеас? – спросил Дон, закатил глаза и подмигнул Фрэнку.
Фрэнк лишь покачал головой.
Финеас тем временем закрыл глаза. Выглядело всё так, словно он молится, но он однажды объяснил им, что таким образом создаёт «ментальный щит, сделанный из света». Что бы это ни значило.
– Здравствуй, Дон, – сказал Финеас. – Как я уже ранее объяснял, я не говорю со своей едой как таковой. Я говорю с клетками – и еды, и моего собственного организма.
– Ладно-ладно. – Дон снова подтолкнул Фрэнка.
– У него явно не все бутерброды на столе, а? – тихо пробормотал он Фрэнку на ухо.
Фрэнк, у которого были такие же загорелые дочерна лицо и руки и широкие плечи, как у Дона, положил свою каску на столик рядом с тем, за которым сидел Финеас, и прошёл к ларьку, чтобы заказать еды.
– И как дела с этим «щитом»? – спросил Дон, бросая свою каску рядом с каской Фрэнка. Финеас посмотрел, как Рубен записывает заказ Фрэнка, потом повернулся к Дону.
– Я получил толику опыта по созданию щита, – сказал Финеас.
Сделав заказ, Фрэнк вернулся к своему столику и плюхнулся на скамейку. Когда он сел, с его штанов взмыли клубы пыли. Дон увидел, как Финеас морщит нос. Скорее всего, ему не нравилось, как сильно от него и Фрэнка пахнет по́том. Финеас был довольно чопорным.
– Послушай обязательно, Фрэнк, – сказал Дон и кивнул Финеасу. – Расскажи ему.
Финеас посмотрел на свой сэндвич, но потом выпрямил узкий красный галстук и поправил накрахмаленный воротник серой рубашки. Он прочистил горло.
– Создание личного поля основано на работах психолога, который провёл серию экспериментов, изучая воздействие пристального взгляда.
– Зачем кому-то это вообще изучать? – спросил Фрэнк.
Дон, который подошёл к Рубену, чтобы заказать еду, ответил:
– Я ненавижу, когда на меня пялятся. У меня мурашки бегут.
Ему нравилось подначивать Финеаса, а потом слушать его лекции о странных вещах, которыми он увлекался.
– Именно, – сказал Финеас. – Вот зачем психолог изучал этот феномен. Почему мы беспокоимся, когда другие пристально на нас смотрят? Чтобы измерить результаты, психолог использовал показания ЭДА – электродермальной активности. Эти показания измеряют реакцию симпатической нервной системы.
– Ага, теперь всё понятно, – соврал Дон и подмигнул Фрэнку. Тот ухмыльнулся.
Финеас даже не замечал, как забавляет их разговор. Он просто продолжил делиться с ними информацией.
– Результаты экспериментов были следующими: у людей, на которых пристально смотрели, наблюдались значительно более высокие значения электродермальной активности, чем можно было бы объяснить чистой случайностью.
Фрэнк пожал плечами.
– Ну и что?
Он повернулся к Дону и закатил глаза. Тот хихикнул.
– Потом, – продолжил Финеас, – этот учёный провёл и другие эксперименты. Он хотел узнать, можно ли влиять на людей с помощью негативных намерений. И, если можно, то можно ли защититься от этих негативных намерений?
Он устроил следующий эксперимент: одной группе испытуемых не дали никаких инструкций, а другой сказали представлять себе щит или защитный барьер, который помешает влиянию на них чужого разума. После этого экспериментаторы попытались повысить уровень ЭДА всех подопытных, пристально смотря на них и заставляя уровни подняться. У группы, которая защищала себя мысленным щитом, проявилось намного меньше физических последствий, чем у группы, которая не защищала.
– А твой щит защитит от летящей пули? – засмеялся Дон, забирая у Рубена порцию ветчины с сыром на гриле.
Финеас улыбнулся.
– Летящие пули далеко не так опасны, как человеческие эмоции.
Он взял сэндвич и откусил кусочек.
Фрэнк фыркнул и сказал с полным ртом:
– Глупости какие. Если на меня злится сосед, он не оставит во мне дырку от пули. А вот старушка, которая выйдет на меня с ружьём, – оставит.
– Ты думаешь лишь о краткосрочных последствиях, – возразил Финеас. – Ты своими глазами видишь результат действия энергии ружья, так что он кажется тебе более значительным. Человеческие эмоции работают медленнее, коварнее. Мы излучаем их – или, если угодно, выделяем, как пот и слёзы, и они расходятся от нас, словно ядовитые облака, пропитывая окружающую среду. Я уже некоторое время изучаю воздействие этих эмоций, и, как мне кажется, я близок к прорыву.
Финеас оставил своих псевдодрузей у ларька с едой и вернулся к главной части бывшей фабрики – своей приватной территории. Он очень хотел, чтобы ларёк с едой тоже стоял на его приватной территории, но, увы, Рубен на это не согласится.
Когда Финеас работал в лаборатории «Эвергрин», Рубен парковал свой ларёк возле уродливого бетонного здания, в котором размещалось учреждение. Когда Финеас ушёл на пенсию, он попросил Рубена разместить свой ларёк на фабрике, переоборудованной в лабораторию, потому что очень любил еду, которую готовил Рубен. Рубен согласился, но только при условии, что ларёк будет открыт для всех посетителей. Именно поэтому сюда приходили люди вроде Дона и Фрэнка. Финеас знал, что и они, и другие покупатели думают, что у него не все дома, но тем не менее ему всё равно иногда нравилась их компания.
После обеда Финеас почистил зубы и посмотрел в зеркало, чтобы убедиться, что по-прежнему выглядит безупречно. Пенсия – это не повод себя забрасывать. Так что Финеас одевался точно так же, как на работу, по-прежнему коротко подстригал седеющие волосы и тщательно брил своё простоватое круглое лицо. Когда он рос, мама говорила ему: «Если ты урод, это ещё не повод быть неряхой». А ещё она часто говорила: «Внешность не важна, когда у тебя такой мозг!»
Финеас был согласен с мамой, и именно поэтому работой всей его жизни, его истинным призванием стали не бессмысленные фармацевтические исследования, которыми он занимался на официальной работе, а изучение паранормального, изучение энергии и её воздействия на материю – как живую, так и, предположительно, неживую.
Убедившись, что выглядит презентабельно, Финеас вышел из ванной и прошёл по узкому коридору в Защищённую комнату. Он ввёл секретный код, деактивировав пневматическую печать, которая защищала его сокровища от незваной энергии – например, от спор плесени, – и вошёл в совершенно белую комнату со стеллажами и стеклянными шкафами. Он ежедневно радовал себя, расхаживая между рядами и разглядывая собранную добычу.
Финеас знал, что неподготовленному взору вещи в этой комнате покажутся либо грудой мусора, либо коллекцией какого-нибудь фаната фильмов ужасов. Всё зависит от точки зрения. Лишь Финеас знал, что все вещи в этой комнате были «одержимыми».
Сам он избегал применения этого термина. Обычно «одержимыми» называют вещи, в которых вселился дух или призрак, но ещё это слово означает явление, которое характерно для чего угодно. «Одержимый» – это ещё и одержимый страданиями, душевными муками. И эта дефиниция для него была куда важнее. Вещи, лежавшие на полках в особой комнате Финеаса, не были одержимы призраками: они получали энергию от мучений.
