Кто-то убил ее отца и бросил в горах. На долгие годы. А она столько лет жила без отца. И думала, что он бросил их с матерью. Счел ее недостойной его любви, его внимания. Недостаточно умной. Или красивой. Вариант мог быть любой, в зависимости от настроения, в котором она вспоминала об отце и ощущала пустоту в душе.
Но он, оказывается, от нее не ушел. Он пошел в горы, это было для него так же естественно, как дышать. И погиб. Но его убили не горы — это она приняла бы как судьбу. Его убил человек, а такое вообще невозможно принять. Или простить. Или оставить безнаказанным.
Мег поднялась, разделась и встала под холодный душ. Стояла до тех пор, пока в голове не прояснилось. Тогда она оделась и легла в постель. Так она и лежала в темноте и думала о том дне, когда она в последний раз видела отца.
Он пришел к ней в комнату, где она делала вид, что готовится к контрольной по истории. Если сказать, что делаешь уроки, можно не заниматься домашними делами. Они ей до смерти надоели.
Мег помнила, как обрадовалась тому, что пришел отец, а не мать. Отец никогда не ругал ее за несделанные уроки или невыполненные обязанности по дому.
Своего отца Мег считала самым красивым мужчиной на свете. Длинные черные волосы, мимолетная улыбка. Всему, что она считала важным, научил ее отец. Рассказал о звездах и горах, о том, как выживать в лесу. Как развести костер, как ловить рыбу — а потом чистить улов и готовить еду.
Он брал ее к Джекобу на уроки пилотирования, и это был их секрет.
Дочь лежала на кровати и читала. Он бросил взгляд на книгу.
— Скукотища!
— Ненавижу историю. Завтра у нас контрольная.
— Ерунда. Справишься. Всегда же справлялась! — Он сел рядом и пощекотал ее за бока. — Слушай-ка, девочка, мне надо ненадолго уехать.
— Как это?
Он сделал жест большим и указательным пальцем.
— С чего это нам вдруг деньги понадобились?
— Послушать твою маму, так у нас их сроду не хватает. Ей лучше знать.
— Я слышала, как вы сегодня ругались.
— Ничего серьезного. Мы любим ругаться. Найду какую-нибудь работенку, подзашибу бабок. И все будут счастливы. Недельки на две уеду, Мег. От силы — на три.
— Когда тебя нет, мне даже заняться нечем.
— Что-нибудь придумаешь.
Несмотря на свои тринадцать лет, она видела, что для себя отец уже все решил. Он автоматически потрепал ее по голове, как сделал бы какой-нибудь дядюшка, но не отец.
— Вернусь — на рыбалку рванем.
— Ага. — Она надула губы и решила, что ей до него нет дела. Ведь ему нет дела до нее.
— Пока, булочка.
Она усилием воли удержала себя от того, чтобы вскочить и броситься ему вдогонку, обнять крепко-крепко, пока он еще не уехал.
С тех пор она без конца ругала себя за то, что тогда не поддалась порыву и не подарила себе и отцу этого прощального прикосновения.
Она и сейчас об этом жалела, пока перебирала в памяти детали этого последнего разговора.
Мег так и лежала в темноте, пока в дверь не постучали. Она вздохнула, поднялась, включила свет, пригладила рукой волосы — еще не высохли после душа.
Она открыла дверь и увидела Нейта с подносом в руке. Второй стоял рядом с ним на полу.
— Надо поесть. — Сам он ненавидел, когда в него впихивают еду или навязывают сострадание в тот момент, когда ему свет белый не мил. Но такой прием срабатывал, а это главное.
— Хорошо. — Она показала на кровать — другой достаточно большой поверхности, чтобы исполнить роль обеденного стола, в номере не было. Она нагнулась и подняла второй поднос.
— Если хочешь побыть одной, скажи — я сниму себе отдельный номер.
— Нет смысла. — Она села на кровать по-турецки и, не обращая внимания на салат, немедленно впилась зубами в бифштекс.
— Это мой. — Он поменял местами поднос. — Мне сказали, ты любишь с кровью. А я — нет.
— Ни одной мелочи не упустишь, да? А вместо виски кофе почему-то принес.
— Если хочешь выпить, скажи, я сбегаю за бутылкой.
Она вздохнула и продолжила есть мясо.
— Не сомневаюсь. Угораздило же меня остаться ужинать в Анкоридже с симпатичным парнем.
— Вообще-то, я не симпатичный. Я дал тебе час времени, чтобы ты пришла в себя. А потом принес еду, чтобы ты подкрепилась и смогла рассказать мне о своем отце. Мне очень жаль, Мег, это для тебя тяжкий удар. Когда ты мне все расскажешь, пойдем к следователю и зафиксируем показания.
Она откусила мясо и поковыряла вилкой картошку.
— Хочу тебя спросить. Там, откуда ты приехал, ты был хорошим полицейским?
— Это практически единственное, что у меня получалось.
— И убийства вел?
— Да.
— Я поговорю с тем, кого поставили вести это дело. Я хочу, чтобы ты его для меня расследовал.
— Я тут мало что могу сделать.
— Сделать всегда есть что. Я тебе заплачу.
Он задумчиво жевал.
— Не обижаюсь, поскольку понимаю, какой это для тебя удар.
— Не знаю никого, кто считал бы плату за свой труд оскорблением. Ну, да ладно. Я хочу, чтобы негодяя, убившего моего отца, искал кто-то, кого я знаю.
— Меня ты почти не знаешь.
— Ну почему? Я, например, знаю, что ты хорош в постели. — Она улыбнулась. — Ну ладно, согласна, можно быть классным любовником и полным дерьмом как человек. А еще я знаю, что ты не бегаешь от трудностей и что у тебя хватает чувства ответственности — или глупости — прыгать очертя голову на ледник, чтобы спасать парня, которого ты видишь впервые в жизни. И предусмотрительности — чтобы спросить в ресторане, какой я люблю бифштекс, с кровью или прожаренный. И собаки мои тебя полюбили. Помоги мне с этим делом, шеф.
Он протянул руку и провел по ее влажным волосам.
— Когда ты его в последний раз видела?
— В феврале 1988-го. Шестого февраля.
— Ты знала, куда он едет?
— Он сказал — на заработки. Я так поняла, что здесь, в Анкоридже или в Фэрбанксе. Они с матерью ругались из-за денег. И по другим поводам. Обычное дело. Он сказал, будет отсутствовать недели две. И так и не вернулся.
— Мать подавала заявление об исчезновении?
— Нет. — Она нахмурила лоб. — Во всяком случае, мне об этом неизвестно. Мы решили, что он отправился в поход. Они перед этим поссорились, — продолжала Мег, — пожалуй, больше обычного. Он как-то дергался. Даже мне это было заметно. Честно говоря, он не был солью земли, Нейт. Безответственный мужик, но ко мне всегда хорошо относился, и все необходимое у нас было. Но Чарлин хотелось большего, вот они и ругались.