Она ушла, оставив его на реке. Нейт стоял на холодном ветру и смотрел, как река пробуждается к жизни.
ГЛАВА 22
Во время ледохода трескалась и лопалась не только река. Улицы, всю зиму скованные льдом, превратились в каньоны и озера, способные поглотить пикап.
Нейт не удивлялся тому, что контракт на ремонт и содержание дорог принадлежит Бингу. Что его удивляло — так это то, что никому и дела не было, что этот самый «ремонт» продвигался со скоростью черепахи.
Но у него своих забот хватало.
Он обнаружил, что трещину стали давать и люди. Те, которые всю зиму берегли нравственность и чистоту, вдруг дали себе волю, словно поддавшись искушению весны.
Постояльцами участка то и дело становились пьянчуги, дебоширы, буяны, наркоманы.
На рассвете его подняли автомобильные гудки и свист. Ночью выпал снежок, припорошил улицы и тротуары тонким слоем пуха, который теперь искрился в рассветных лучах.
Вокруг двухфутовой ямы на дороге, которую он про себя окрестил «кратером Лунаси», сгрудились машины, отчаянно мигая желтыми и красными огнями. Рядом какой-то мужчина выплясывал джигу. Странная забава! К тому же при ближайшем рассмотрении оказалось, что танцор еще и без штанов.
Собиралась толпа. Кто-то аплодировал, слышались шумные возгласы одобрения и порицания.
Нейт вздохнул, вытер полотенцем наполовину выбритое лицо, схватил рубашку и ботинки и поспешил вниз.
В ресторане было пусто, кое-где на столах остался недоеденный завтрак — полуголый танцор на улице явно оказался интереснее.
Нейт выскочил на улицу в рубашке, успев прихватить по дороге куртку.
На улице Нейт с трудом пробился сквозь толпу зевак.
Тобиас Симпски, работник Углового магазина, по совместительству — мойщик посуды в «Приюте» и диджей местного радио, — вот кто это был. Теперь вместо джиги он вытанцовывал какой-то воинственный индейский танец.
— Шеф! — Роза безмятежно улыбалась, держа за руку Джесси и малышку на руках. — Доброе утро!
— Доброе. Сегодня какой-то праздник? Языческий ритуал, о котором мне забыли сообщить?
— Да нет. Обычная среда.
— Ясно. — Он подошел ближе к герою дня. — Эй, Тоби? Шапку надеть не забыл?
Продолжая свой танец, Тоби откинул назад длинные каштановые волосы и выставил вперед руки.
— Одежда есть не что иное, как символ нашего отрицания природы, принятия условностей и утраты невинности. Я сегодня сливаюсь с природой! Возвращаюсь к чистоте. Я — человек!
— Самую малость, — хмыкнул кто-то. В толпе засмеялись.
— Может, поговорим об этом в тепле? — Нейт взял его за руку и прикрыл ему зад курткой.
— Человек есть дитя, а дитя приходит в этот мир нагишом.
— Это я слышал. Представление окончено! — прокричал Нейт собравшимся. Придерживая на Тоби куртку, Нейт повел его в участок. У того вся кожа была в мурашках. — Да и смотреть-то особо не на что, — проворчал Нейт.
— Я пью только воду, — поведал Тоби. — Ем только то, что могу добыть своими руками.
— Понял. Значит, кофе с пончиками не получишь.
— Если не танцевать, мир опять погрузится во тьму, настанет вечная зима. Снег. — Он огляделся по сторонам диким взглядом. — Он везде. Везде!
— Я знаю.
Нейт отвел Тоби в камеру. Потом позвонил Кену, больше других подходящему на роль психотерапевта, и попросил приехать.
В соседней камере Пропойца Майк громко храпел. Ему еще предстояло проспаться после попойки, которая накануне завела его в дом соседа вместо собственного.
Вчера от одиннадцати до двух ночи поступило шесть вызовов — включая Майка. Хоули кто-то проколол шины, на крыльце Сэрри Паркер кто-то запустил на полную мощность портативный радиоприемник, в школе разбили окно, новенький снегоход Тима Боуэра и «Форд» Чарлин кто-то опять размалевал желтой краской из баллончика.
Весна даже на старожилов действует.
Нейт с грустью подумал о кофе и пропущенном завтраке, потом задумался о том, что заставляет человека нагишом танцевать посреди улицы, — и тут в участок вломился Бинг. Огромный, как танк. Глаза свирепо сверкают. Того и гляди убьет.
— Вот что я нашел в своих вещах. — Он швырнул на стойку две удочки, затем, словно закрученную шпагу, выхватил бур и шмякнул об пол. — Я вам не ворюга какой-нибудь! Потрудитесь найти шутника. Кто это из меня вора решил сделать?
— Думаешь, это вещи Эда Вулкотта?
— Так он же свои инициалы на всем понаставил. Вот жлоб! Говорю тебе: не потерплю, если он меня в воровстве обвинит. Пусть только заикнется — я ему живо мозги вправлю.
— Так где ты их нашел?
Бинг сжал кулаки.
— Попробуй только сказать, что я их стибрил, — и тебе тоже мозги вправлю!
— Я не говорил, что ты их у кого-то взял. Я спросил — где ты их нашел?
— У себя в сарае. Вышел вчера порядок навести. А тут — это добро. Подумал — что с ним делать? И вот, делаю что положено. — Он ткнул пальцем в Нейта: — А теперь ты делай, что тебе положено.
— Когда ты в последний раз заходил в сарай?
— Да тут дел по горло было, разве не так? Недели две, наверное. Да я бы чужие вещи враз заметил, если б они там были. Сейчас вот заметил же. Я такие навороты не признаю. Пижонство.
— Бинг, пройди ко мне в кабинет, присядь.
Тот снова приготовил кулаки и оскалился.
— Это еще зачем?
— Напишешь заявление по всей форме. Опишешь, не заметил ли, что твои вещи как-то стронуты с места, не появилось ли чего нового, а может, что-то исчезло, был ли сарай заперт и кому могло прийти в голову тебя подставить.
Бинг насупился:
— И ты мне поверишь?
— Совершенно верно.
Бинг выставил вперед бороду.
— Ладно. Только быстро. Мне работать надо, ясно?
— Мы все быстро оформим. А потом пойдешь латать этот кратер, пока туда какая-нибудь семья в полном составе не угодила.
Поскольку Бинг был человек немногословный, заявление заняло меньше десяти минут.
— Какие у тебя отношения с Эдом?
— Какие? Я держу деньги у него в банке, беру, когда требуется.
— То есть вы общаетесь?!
Бинг фыркнул:
— На ужин он меня к себе не зовет. А и позвал бы — я бы не пошел.
— А что так? Его жена плохо готовит?
— Больно любят напускать на себя важность. Будто они лучше других. Да козел он! Только таких — большинство. — Он пожал мощными плечами. Словно гора пробудилась ото сна. — Вообще-то я ничего против него не имею.
