55: Лайя
– Ты еще не ела?
Дарин находит меня в лазарете. Я занята ранеными, пострадавшими во время ночного нападения рэйфов. Рядом со мной Аубарит. Она умеет чувствовать не только страдания души, но и тела, и без нее я бы точно не справилась. Я смотрю на брата, не сразу соображая, о чем это он. Когда бы я успела поесть? Как я могу думать о еде, когда люди нуждаются во мне?
– Не ела. И я, между прочим, тоже.
Муса, стянув длинные волосы в пучок, ходит за мной и носит бинты, целебные отвары и прочие принадлежности. «Чтобы позлить “этого красавчика-Меченосца”», – с усмешкой бормочет он себе под нос.
– Идите-идите. – Аубарит забирает мою сумку у Мусы. – Вы уже много часов на ногах. Мне поможет Джибран. – И она смотрит из-под полуопущенных ресниц на красивого молодого Кочевника, который топчется за спиной у Дарина.
– Ах, молодость, ах любовь, – вздыхает Муса, и я ожидаю увидеть выражение горечи на его лице, осунувшемся и опустошенном. Но он улыбается, и скорбные морщины разглаживаются.
Мы идем за Дарином к палатке Кровавого Сорокопута, самой большой в лагере. Она же одновременно и командный центр. Сорокопут, Авитас и Элиас сгрудились у стола, здесь же Спиро, Квин и несколько Отцов-Меченосцев. На противоположной стороне стоит Афия и передвигает камешки по большой карте.
Дарин сразу направляется в дальний угол палатки. При виде сушеных фруктов, лепешек и чечевичной похлебки я вспоминаю, что действительно не ела почти сутки.
Когда мы входим, Ловец Душ поднимает голову, но, заметив Мусу, снова поворачивается к Сорокопуту.
– …катапульты будут готовы только к утру, – говорит та. – И поскольку именно утром ожидается появление вражеской армии, разрушить город мы не успеем.
– Наша цель совсем не в этом, – отвечает Элиас. – Нам просто нужно, чтобы джинны из Шер-Джиннаат держались от нас подальше и не помешали Лайе добраться до Князя Тьмы. Если мы поставим лучников здесь… – Он показывает участок на карте. – …На берегу реки…
– Он ревнует, – шепчет мне на ухо Муса. – Попомни мои слова.
– Ничего подобного.
В какой-то момент мне тоже так показалось. Увы, я ошибалась. Элиас, который в последнее время больше похож на себя, все равно старается держаться от меня подальше.
– Какая ревность, Муса? Он Ловец Душ, цель его жизни – служение умершим.
– Чушь. – Муса подталкивает меня локтем. – Только посмотри на него.
– Он не обращает на меня внимания.
– О, как же до тебя долго доходит, аапан. – Муса раздраженно вздыхает. – Для того, чтобы не обращать на тебя внимания, он сначала должен тебя заметить. Можешь мне поверить, он сейчас только о тебе и думает. Он замечает каждое твое движение. Если ты сейчас споткнешься…
С этими словами Муса коварно подставляет мне подножку, и я, естественно, спотыкаюсь. К счастью, мне удается устоять на ногах, но еще чуть-чуть, и я бы растянулась на полу. И в это мгновение Ловец Душ дергается в мою сторону, протягивая руку, словно пытаясь меня поймать, хотя я нахожусь в другом конце палатки. Кровавый Сорокопут и Авитас Харпер многозначительно переглядываются. Муса, который крепко сжимает мою ладонь, с самодовольной ухмылкой наблюдает за этой сценой.
– Вот видишь, – снова шепчет он. – Я же тебе говорил… Ой!
Он морщится, потому что я впиваюсь ногтями в его кожу, прикладывая несколько больше усилий, чем необходимо.
– Муса, ему нужно составить план сражения. У него сейчас нет времени на меня. А у меня – на него.
– В сражении любовь может оказаться более мощной силой, чем планы или стратегии. Любовь дает нам силы бороться. Любовь помогает нам выжить.
– О небо, хватит лезть в мою жизнь…
– Я «лезу в твою жизнь» потому, что у меня еще осталась надежда, аапан. – Голос его серьезен. Сейчас он вспоминает свою возлюбленную, несчастную Никлу. – Жизнь слишком коротка для того, чтобы отказываться от надежды.
Улыбнувшись, Муса направляется к Дарину, который протягивает миску с похлебкой сначала мне. Но я больше не чувствую голода. С трудом проглотив пару ложек, я оставляю миску и выхожу из палатки. Стемнело, мне на лицо падают холодные капли – начинается весенний мелкий дождичек. К утру земля размокнет.
Я не хочу идти в кибитку Мамы, где обычно ночую. Я бесцельно брожу по лагерю, опустив капюшон на лицо, чтобы меня никто не узнал. Неожиданно рядом возникает золотой силуэт, и Рехмат окликает меня.
– Что тебя тревожит?
«Многое. Например, то, что я не доверяю тебе, – мысленно отвечаю я. – А еще завтра утром я могу умереть. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой».
– Завтра я буду сражаться вместе с тобой, – говорю я вслух. – Я позволю тебе объединиться со мной, чтобы справиться с Князем Тьмы. Но сейчас я просто хочу побыть одна.
Рехмат наклоняет голову в знак согласия.
– Мне нужно найти еще кое-кого. Я вернусь в назначенный час, молодая воительница, и ни минутой раньше.
Золотой свет гаснет, и я снова остаюсь одна в темноте.
Я прохожу мимо группы солдат, которые занимаются возведением катапульт. Дождь и ветер постоянно гасят факелы. Что будет завтра? Я знаю, как должны действовать войска Кровавого Сорокопута, знаю, где будут находиться ифриты в начале сражения. Я хорошо представляю себе позиции племен, место предполагаемой атаки Керис.
Но встреча с Князем Тьмы – это совершенно иное. Я не могу представить ее себе, я не знаю, что буду делать. Рехмат говорит, что справиться с королем джиннов будет нелегко, что недостаточно просто подойти к нему и нанести удар косой.
История Мамы тоже не особо мне помогла.
«В сражении любовь может оказаться более мощной силой, чем планы или стратегии».
Так сказал Муса. Но моя любовь подобна ручью, который течет в пустыню и уходит в песок. Исчезает в ущелье, где никогда не увидит дневного света. Никогда не превратится в полноводную реку.
«Хватит стонать и жаловаться, Лайя». Спокойный, мудрый голос приводит меня в чувство. Сколько воды утекло с того дня, когда проклятый Маска убил моих бабушку и дедушку и схватил Дарина? И за это время я успела понять главное: нужно любить, если небо даровало тебе любовь. Потому что завтра все, кто тебе дорог, могут превратиться в пепел.
Я иду мимо лагеря племени Саиф, мимо кибитки Мамы Рилы. Я думаю об Элиасе. О нашей первой встрече, о том, что я почувствовала, увидев его. Я вспоминаю прежний огонь в его глазах, жажду свободы, которая роднила нас с ним. Я вспоминаю, как после бегства из Блэклифа он старался завоевать мое доверие. И он поверил в меня сразу, я же еще долго сомневалась в себе.
А еще я вспоминаю о том, как он обнимал меня в этом самом лесу. В тот день я узнала от жестокого джинна о том, что моя мать – детоубийца, и что она еще жива.
