– Маут все это время заставлял нас забывать, – рычит Покинутый. – Он забирал боль этого мира и пря- тал ее…
– Чтобы мы могли освободиться от нее, – перебиваю я. – Но я не забуду, обещаю.
«Рехмат». Я взываю к ней, напрягая остатки сил. Ее свет, словно маяк, пробивается сквозь завихрения серебристой мглы, и вот она уже рядом.
Но Рехмат не заговаривает со мной и даже не смотрит на меня. Для нее существует только ее Мехерья.
– Мой возлюбленный, – негромко произносит она. – Иди же ко мне, я так долго ждала нашего последнего воссоединения. Иди ко мне, и я заберу твою боль. Я должна связать тебя, чтобы ты не смог обрушить на мир новые муки. Ты должен подчиниться мне.
– Наконец-то, Рехмат, – говорит Мехерья, – я понимаю смысл твоего имени. – Теперь его взгляд обращен ко мне. – Не забывай нашу историю, Лайя из Серры, – просит он. – Поклянись мне.
– Клянусь, я не забуду, – говорю я. – И мои дети будут помнить ее. И дети моих детей. Пока будут живы мои потомки, эту Историю будут рассказывать.
Когда я произношу слова клятвы, ветер бьет мне в лицо, и где-то внизу раздается оглушающий треск, словно сдвинулась земная ось. У меня мелькает мысль: а вдруг я сейчас навлекла проклятие на собственный род?
Мехерья подносит руку к моему лицу, и я чувствую его печаль, и его любовь, которая, несмотря ни на что, еще жива.
Он отворачивается и смотрит на Рехмат, которая распахивает ему свои объятия. Ее золотое тело содрогается, а потом словно расщепляется, и сотни огненных канатов вылетают из него. Канаты опутывают Мехерью в плотный кокон, а он не сопротивляется. И он исчезает внутри этих золотых пут, которые избавили его от боли и страдания, забрали его могущество – и вернули все это Мауту.
Вращение вихря замедляется, и его начинает понемногу всасывать обратно в разлом, который открыл Мехерья. Из черного смерч становится синим, потом серым, потом белым, и, наконец, исчезает полностью.
Я стою на том же каменном плато – теперь оно расколото пополам точно от удара гигантского молота. Разлом находится всего в нескольких футах от меня, и его края быстро смыкаются.
Рехмат больше нет. И я сожалею о нашем расставании. Сожалею о том, что не попрощалась с ней и не поблагодарила. И еще о том, что так и не узнала секрет ее имени.
В этот момент я слышу шепот.
«Милосердие. Мое имя означает милосердие».
А потом Королева Джиннов уходит, уводя своего пленника в неизвестный мир, куда мне доступа нет. Ветер стихает окончательно. Наступает полная тишина. И все замирает.
Возлюбленного, который проснулся на заре этого мира, больше нет.
И в эту горькую минуту сама земля скорбит о нем.
68: Ловец Душ
В тот момент, когда я выступаю из пасти смерча, плато раскалывается надвое. Содрогается земля, ее поверхность вздыбилась волнами, стонут вековые деревья.
Мне не удается устоять на ногах, и я скольжу по гребню этой волны в сторону леса. Из бешено вращающегося черного столба появляется женская фигура, а потом этот «столб» исчезает так же внезапно, как и появился. Его словно втягивает в какую-то невидимую дыру. Мир погружается в тишину.
Девушка шатается, падает, и мир оживает. Я торопливо вскакиваю. Услышав шорох, она оборачивается.
– Ты… это действительно ты? Живой?
Лайя тянется ко мне, я подбегаю и дрожащими руками прижимаю ее к себе. Это какое-то чудо, но она жива. Камни под ногами снова начинают трещать, и, подхватив Лайю, я ухожу с ней по ветру в рощу джиннов.
– Его больше нет, – шепчет Лайя, когда мы останавливаемся. – Рехмат сковала его золотыми цепями. Элиас, даже его дух перестал существовать. – Она смотрит на свои окровавленные руки. По лицу у нее текут слезы. Срывающимся голосом Лайя произносит: – Он убил моего брата. Дарин… он по… погиб.
Что мне сказать? Как ее утешить? Лайя одержала победу над существом, подобного которому никогда не существовало: он был больше, чем король, больше, чем джинн, больше, чем наш враг. Но осталась совершенно одна.
Верхушки елей раскачиваются на ветру, и с цветущих деревьев тала осыпаются розовые лепестки.
– «Среди лепестков протянет она к сироте свою длань, – тихо говорит Лайя. – Среди лепестков эта дочь заплатит кровавую дань». – Ее темные глаза покраснели и потухли. – Проклятые пророчества.
– В том же самом пророчестве было сказано, что я погибну. – Я помню слова Кхури так хорошо, точно услышал их только вчера. «Сын теней и наследник Маута сражаться пойдет, он свиреп и могуч, но его поражение ждет». – Но Кхури не сказала, что я вернусь из мира мертвых. – Я обнимаю Лайю за плечи. – И не сказала, что ты победишь.
– А мы победили? – спрашивает Лайя.
Мы одновременно поворачиваем головы в сторону рощи. Ошеломленные, оглушенные солдаты и с той, и с другой стороны, с трудом поднимаются на ноги. Муса подставляет плечо Кровавому Сорокопуту, и они вместе бредут прочь от передовой. Оба мрачны и подавлены. Спиро и Джибран несут раненую Афию к палаткам лазарета.
Мы с Лайей подходим к краю обрыва, и она в ужасе вскрикивает. Судя по всему, армия Керис приняла на себя основной удар. От грозного войска Коменданта осталась жалкая кучка солдат и глубокая расщелина в земле.
Я ищу взглядом Керис. Черный штандарт развевается на ветру. С ним рядом распростерлась хрупкая фигурка. Светлые волосы покрыты грязью, горло залито кровью, неподвижный взгляд серых глаз устремлен в небо.
Она мертва.
Лайя невольно подносит руку к губам. А я опускаюсь на колени у тела матери, чье сердце и мысли навсегда останутся для меня загадкой. Несмотря на ее жестокость и чудовищную ненависть, я горюю о ней. Я осторожно касаюсь ее лица – ее тело еще не успело окоченеть, и я ощущаю мягкость ее кожи. Я закрываю ей глаза. Мои глаза.
«Держись подальше от Князя Тьмы, Ильяас». Как странно было услышать от нее эти слова. Зачем она предупредила меня, если столько раз пыталась меня убить?
Возможно, Керис хотела убить не меня. Возможно, она стремилась убить свою боль. Но я этого никогда не узнаю. Правды уже не найти.
В нескольких шагах от трупа моей матери лежит Авитас Харпер. Он тоже мертв. Теперь я понимаю, почему у Кровавого Сорокопута было такое опустошенное лицо. Нам всего один раз удалось поговорить с Авитасом. Увы.
Я смотрю на тела матери и брата, и у меня разрывается сердце. Внезапно я ощущаю прикосновение магии Маута. Он хочет избавить меня от воспоминаний, забрать эту боль.
– Не надо, – шепотом прошу я, зная, что он меня услышит. – Я еще не закончил свою работу. Я должен восстановить равновесие.
«Обратись к джиннам, – приказывает Маут. Былое могущество вернулось к нему, и его голос гремит у меня в ушах. – Но для этого ты должен очистить свое сознание и сердце, Ловец Душ. Тебе нельзя отвлекаться на любовь, сожаления и надежды».
