Магия Маута просыпается, почувствовав опасность.
– Из-за тебя призраки не могут найти покой, – говорю я. – Ты вмешиваешься в дела Маута. Ты должен это прекратить.
– Значит, ты пришел не для того, чтобы поблагодарить меня.
Князь Тьмы прикидывается удивленным. Его поведение начинает действовать мне на нервы. У меня нет времени на всякую ерунду.
– Не понимаю, чем ты недоволен. Теперь у тебя меньше работы, – продолжает он.
– Что ты делаешь с душами мертвых?
– Молчать, червь! – Из пламени возникает Амбер и загораживает собой Князя Тьмы. – Как ты смеешь разговаривать с Мехерьей в подобном тоне? Фааз! Азул!
Рядом с ней появляются еще двое.
– Кхури! Талис!
– Успокойся, Амбер. – Князь Тьмы убирает косу.
Мне уже приходилось встречать Фааза и Азул – они разрушали здания и насылали бурю. Третья, Кхури, пока остается тенью. Последний, видимо, Талис, принимает человеческий облик – во всяком случае, я вижу знакомые темные глаза на его лице. И его поджарое тело. Он был в отряде Амбер в тот день, когда я убил Каина.
Именно этот джинн вкладывал мрачные мысли в сознание Лайи и других. Он воскрешал самые страшные моменты их жизни и потаенные страхи.
Князь Тьмы приближается ко мне. Вокруг него клубятся тени – они кажутся еще глубже, чем прежде, похожие на живые существа. В этих тенях есть что-то дьявольское, тяжким грузом они тянут его вниз. Однако его могущество нисколько не ослабело – напротив, оно нарастает в нем.
Снова мерцание. Еще один джинн. Но Амбер не вызывала его. Я щурюсь, не понимая, зачем он здесь. Я делаю шаг к этому джинну, потому что чувствую присутствие призрака, присутствие смерти.
В этот момент Князь Тьмы щелкает пальцами: Кхури исчезает и снова появляется из тени, волоча за собой безжизненное тело человека.
– Ты теперь слуга Маута, мальчишка. Ты верен своему долгу, – говорит Князь Тьмы. – Может быть, проверим, насколько сильна твоя преданность?
Пленница скована цепями из того же сверкающего металла, что и коса Князя Тьмы. На ней темная одежда, длинные волосы скрывают лицо. Но я знаю, кто это. Я узнаю ее фигуру, ее изящество, потому что Пророк вложил в мой мозг воспоминания о ней, и я не в состоянии от них избавиться.
Князь Тьмы грубо хватает Лайю за волосы, заставляя поднять голову.
– Если я перережу ей горло, Ловец Душ? Тебя это расстроит?
– Зачем ты забираешь призраков? – Я заставляю себя не смотреть на Лайю. – Вернуть могущество своим джиннам? Самому стать сильнее?
– И ни единого слова женщине, которую ты когда-то любил, – усмехается Князь Тьмы. – А люди еще считают жестоким меня. Ты помнишь тех, кого убил, мальчишка? Или их так много, что все уже смешалось у тебя в голове? Думаю, последнее ближе к истине. Вот на что смертные тратят время, отпущенное им на этой земле. Убивают, разрушают, а потом забывают. Но… – Он отворачивается от меня и смотрит на город. – Но я, в отличие от вас, понимаю, что в этой войне каждая смерть служит моей цели – каждая смерть что-то значит для меня. Выходит, я добрее, чем твои сородичи, которые не могут припомнить ни лиц, ни вообще ничего о своих врагах? Ваши дома, ваши жизни, ваша любовь – все это построено на могилах тех, о чьем существовании вы даже не подозревали…
Лайя, которая до этого момента безвольно висела на руке Князя Тьмы, внезапно приходит в себя. Она делает резкое движение, и цепи, которыми были скованы ее руки, летят в сторону Амбер – когда металл касается ее пламени, женщина-джинн вскрикивает от боли. Я жду, что Лайя исчезнет. Что она попытается спастись бегством.
Вместо этого она бросается на Князя Тьмы.
Клубок плоти и теней катится по крыше. Драка продолжается недолго: спустя несколько секунд джинн уже снова на ногах, одной рукой сжимая оба запястья Лайи.
– Меня нельзя убить, девочка, – ухмыляется он. – Неужели ты до сих пор этого не поняла?
– Мне это повторяют без конца, – задыхаясь, отвечает Лайя, окидывая Князя Тьмы и его подручных гневным взглядом. – Но вы все чудовища. А у чудовищ есть слабости.
– Чудовища? – Князь Тьмы заставляет девушку повернуться ко мне лицом. – Вот настоящее чудовище. Он идет по горящему городу, не обращая внимания на крики о помощи. Ему ни до кого нет дела, кроме его ненаглядных призраков. Он будет равнодушно смотреть на то, как я медленно убиваю тебя.
– Ты не можешь меня убить, – хрипит она. – Звезда…
– А может быть, я уже уладил это маленькое недоразумение. Так что же, Ловец Душ? Не желаешь получить еще одну душу в свое царство? А может, я заберу ее себе. Ты позволишь ей умереть, зная, что ее призрак никогда не перейдет на ту сторону?
Я смотрю на Князя Тьмы и его пленницу. Девушка вырывается, царапает его руки.
Нет, она не просто «девушка». Благодаря Каину ее имя навеки отпечаталось у меня в памяти.
Если бы она приняла свою участь, я смог бы отвести взгляд. Но она не поддается – пинается и дерется, хотя джинн медленно выдавливает из нее жизнь.
Внезапно я вспоминаю тот далекий день в Блэклифе, когда я впервые увидел Лайю. О небо, у нее был такой сверкающий, решительный взгляд, так не похожий на взгляд рабыни! Уже тогда она была угольком, который не желал угасать.
Наши взгляды встречаются.
«Уходи, Ловец Душ, – говорю я себе. – Наблюдай за джиннами, за приближенными Князя Тьмы. Выясни, что он затевает. Спаси духов от ожидающей их кошмарной участи».
«Уходи».
Но на один краткий миг часть моей души, наполненная гневом, которая и есть я, вырывается из своей железной клетки.
И я не могу уйти.
25: Кровавый Сорокопут
Темные каменные туннели под Антиумом образуют нечто вроде сети, чтобы в случае непогоды можно было быстро добраться до места. Для человека, знакомого с планом катакомб, пройти их – детская игра.
Для меня это кошмарный лабиринт, воняющий плесенью и смертью, заваленный мусором, оставшимся после нашего бегства из города. Одежда, обувь, одеяла, фамильные драгоценности. А теперь еще и мой кровавый след, по которому любой может меня найти.
Сквозь шум в ушах я различаю царапанье коготков. Крысы. Крошечные глазки поблескивают из темноты. «Шевелись. Не останавливайся». Я уже долгие часы ползу по сырому каменному полу мимо бесчисленных напоминаний о том, что сделали с нами карконы.
«Нет. О том, что мы сделали с собой сами».
Я потеряла так много крови, что целительная сила уже не спасет меня. Я останавливаюсь. Умирающий факел шипит, я выпускаю его из пальцев и вспоминаю пророчество Каина. «Ты станешь факелом в ночи, если осмелишься гореть».
Теперь эти слова уже не имеют значения. Пророки мертвы. Здесь царит вечная ночь. И еще теплится моя жалкая жизнь, которая тоже закончится в этом месте.
