– Три недели, – стою я на своем и невольно улыбаюсь.
«К счастью, в последнее время мне больше везет с девушками».
– Бе-е. – Я притворяюсь, что меня сейчас вытошнит. – Не хочу ничего знать, Дарин. У тебя ужасный вкус.
«В этот раз все иначе! Она говорит, что вы знакомы. Ее зовут Наваль, она целительница».
Я киваю, хотя понимаю, что он меня не видит.
– Да, я ее знаю. Она слишком хороша для тебя.
«Возможно. У тебя все в порядке? Где ты?»
– Я… у меня все хорошо.
Мне нелегко выговорить эту ложь. У меня никогда не получалось обмануть брата. И когда я разбила горшок драгоценного джема Нэн и попыталась свалить все на бродячего кота. И после смерти родителей и Лиз, когда я уверяла его, что могу уснуть одна. В конце концов, он взял на себя вину за разбитый горшок. И несколько месяцев сидел со мной, пока я не усну, хотя тогда ему было всего семь лет.
«Лайя, – строго говорит он. – Не ври мне».
Его слова становятся последней каплей. Я рассказываю ему все. О том, что я не смогла достучаться до Элиаса и напомнить ему о прошлом. О том, что я оказалась слабой и подчинилась Кхури, и джинн контролировала меня несколько дней. О том, что я потеряла драгоценную косу, хотя уже держала ее в руках. Однако о совершенном мной убийстве я все же умалчиваю. Эта рана еще свежа.
– Я угодила в переплет и понятия не имею, что мне теперь делать, – заканчиваю я, с удивлением замечая на восточном горизонте какое-то лиловое свечение, которое озаряет холмы, каньоны, утесы и массивные каменные обломки скал, торчащие среди равнины.
«Ты выберешься, – убеждает меня Дарин. – Просто нужно сосредоточиться, и выход найдется. Ты в отчаянии, и это неудивительно. Твое бремя слишком велико, чтобы нести его в одиночку. Но где бы я ни был, я всегда с тобой. Ты справишься, ты всегда справлялась. Ты сильная. А сейчас просто посиди. Подумай. Скажи мне, что ты будешь делать дальше».
Я оглядываюсь – жалкая песчинка посреди бескрайней пустыни. Эти камни и песок будут здесь и через тысячи лет, а моя жизнь – краткое мгновение, что промелькнет так быстро. Эта мысль сокрушает меня, дыхание перехватывает. Я поднимаю голову и смотрю на звезды в надежде на то, что это зрелище придаст мне сил. За последние полтора года моя жизнь так изменилась, и только звезды всегда светили мне с небес.
Это неправда, говорю я себе. Еще у меня есть сердце. И сила воли. Не так уж много, но все это время они вели меня.
– По дну оврага протекает небольшой ручей, – рассказываю я Дарину. – Это такая редкость в здешних местах, что, скорее всего, рядом находится селение или, по крайней мере, дорога. Я пойду вдоль ручья. А потом отыщу Маму Рилу и Афию.
«Отлично. Не спеши, сестренка, не все сразу, шаг за шагом. Как всегда. Береги себя».
Больше я не слышу его голоса. Я снова одна. Но уже не чувствую себя такой одинокой. К восходу я действительно добираюсь до поселения Кочевников, расположенного примерно в миле от оврага. В обмен на новости об Аише я получаю мешок, флягу для воды и немного еды.
Жители рассказывают мне, что в нескольких милях от деревни – застава Меченосцев. Глухой ночью, сделавшись невидимой и прихватив мешок груш, я пробираюсь в конюшни. Я высматриваю подходящую лошадь. Она стоит смирно, пока я обвязываю тряпками ей копыта и седлаю. Но когда я пытаюсь надеть на нее уздечку, лошадь клацает зубами, и я едва не лишаюсь пальцев. Мне приходится скормить ей четыре груши, и только после этого она соглашается выйти из конюшни.
Следующие две недели я продвигаюсь по направлению к Аишу в надежде найти племена, которым удалось спастись. Две недели я по крупицам собираю сведения о местонахождении Князя Тьмы. Две недели я позволяю себе не больше глотка воды в день, вымениваю краденых лошадей на продукты и стараюсь не попадаться дозорам Меченосцев, каким-то чудом ускользая от них.
Две недели я размышляю о том, как, черт побери, мне снова отнять у джинна его косу.
И через две недели я попадаю в ужасную грозу – она давно громыхала за горизонтом, и, наконец, небеса разверзлись прямо надо мной. Конечно, в этот момент я нахожусь не на постоялом дворе и даже не в амбаре – я пешком пробираюсь по дну узкого каньона с отвесными стенами. Ветер свистит среди камней, дождь льет, как из ведра, и вскоре я уже стучу зубами, и одежда моя промокла насквозь.
Когда я, сделавшись невидимой, шныряла по очередной деревне, то узнала, что большая группа беженцев из Аиша остановилась у заброшенной сторожевой башни в нескольких часах ходьбы к югу от этого каньона. Сотни семей, десятки кибиток. Деревенские говорили, что среди них – караваны племен Саиф и Нур.
Если эти слухи правдивы, на стоянке я найду Афию и Маму. Так что ливень сейчас совершенно некстати – пока я доберусь до башни, Кочевники могут отправиться дальше.
Вода стекает по склонам каньона, хлюпает под ногами. Мне становится не по себе. Когда мы жили в Серре, Поуп не раз предупреждал, чтобы во время сезона дождей мы не спускались в ущелья. «Вас унесет потоком, – говорил он. – Ливневые паводки стремительны, как молнии, но намного опаснее».
Я ускоряю шаг. Вместе с Мамой и Афией мы обдумаем план действий. Керис, конечно, не оставит Кочевников в покое. Захватив косу Князя Тьмы, мы сможем расправиться с ее огненными союзниками. Это остановит ее.
При мысли о том, что мне снова придется убить джинна, я испытываю странную смесь радостного предвкушения и отвращения. В сотый раз я вспоминаю смерть Кхури. Я вижу, как изогнулось ее тело, когда она падала. Я слышу крик Князя Тьмы, полный безграничного страдания.
Но иначе Кхури убила бы меня. Она и ее народ – мои враги. Ее смерть не должна меня волновать.
Но я все время думаю о ней.
– Нет ничего постыдного в том, чтобы сожалеть о гибели такого древнего существа, Лайя из Серры. – Подняв голову, я вижу слабое золотое свечение Рехмат, которое отражается в луже у меня под ногами. – Особенно если оно погибло от твоей руки.
– Если твоя цель – уничтожить джиннов. – Я повышаю голос, чтобы существо услышало меня сквозь шум дождя, – почему тебя так печалит смерть одного из них?
– Жизнь священна, Лайя из Серры, – отвечает Рехмат голосом низким, как раскаты грома. – Даже жизнь джинна. Чаще всего войны начинаются потому, что живущие забывают об этом. Неужели ты считаешь, что Кхури никто не любил?
Дождь больше напоминает водопад, и глупо было думать, что капюшон что-то изменит. Голова все равно мокрая, вода заливает глаза, и я почти ничего не вижу, несмотря на то, что все время смахиваю ее с лица. Через несколько часов стемнеет. Мне необходимо выбраться из этого проклятого ущелья и найти сухое место для ночевки. Или хотя бы какой-нибудь камень, за которым можно укрыться от пронизывающего ветра.
– Я не хотела убивать ее, – оправдываюсь я. – Это была самозащита, инстинкт…
– Но ты все-таки ее убила. Такова война. Однако ты не должна забывать лица убитых врагов. Кроме того, ты не можешь не видеть, что убийства наносят ущерб твоей душе.
