Тоска и желание.
Князь Тьмы, судя по всему, пребывает в таком же шоке, как и я.
– Я тебя знаю, – бормочет он. – Я тебя знаю, но…
Рехмат поднимает мою – нашу – руку, но мы не прикасаемся к нему. Пока что.
– Я – твоя погибель, – повторяет Рехмат. – Но я была с тобой на заре твоей жизни, любовь моя, когда ты был королем, одиноким среди собственного народа. Однажды вечером на пустынном морском берегу ты встретил свою королеву.
Я пытаюсь осмыслить услышанное, но это ужасное предательство не укладывается у меня в голове. Это… существо, которое поселилось во мне – джинн? И не просто женщина-джинн, а королева джиннов?
– Рехмат… – произносит Князь Тьмы. В его устах это имя звучит одновременно как молитва и как проклятие. – Ты же умерла. Ты погибла в битве у Сумеречного моря…
«Что происходит, черт побери?!» – кричу я, обращаясь к существу.
Но оно – то есть она – не обращает на меня внимания. Когда золотая женщина снова говорит, я слышу привычные властные нотки. Видимо, Рехмат, наконец, вспомнила, зачем она здесь.
– Как видишь, я не умерла, – отвечает она. – Я предвидела будущее и воспользовалась древней магией, магией крови. Опусти свою косу, Мехерья. Останови это безумие…
Плечи Князя Тьмы вздрагивают, словно от рыданий.
– Я был так одинок, – шепчет он. – Тысячу лет я думал, что ты…
Он качает головой, и в этот момент он так похож на человека, что мне внезапно становится по-настоящему его жаль. Нас обоих предали, обманули.
«Будь ты проклята, Рехмат! – беззвучно кричу я. – Убирайся, оставь меня!»
«Лайя…»
«Убирайся!»
Сначала уходит ее магия, потом она сама, и я остаюсь наедине с Князем Тьмы.
– Прости, – шепотом говорю я Князю Тьмы. – Я… я не знала, кто она такая…
Зачем я ему это рассказываю? Он наверняка каким-то образом использует это против меня. Возможно, когда-то он меня любил, но сам себя ненавидел за это, потому что ненависть к моему народу – это воздух, которым он дышит.
Я чувствую запахи кедра и лимона, и этот аромат переносит меня в прошлое, в подземелье, за тысячи миль к северу отсюда, туда, где рыжеволосый юноша, которого я любила, скрасил мое одиночество. Я так сильно ненавидела Князя Тьмы, что мне даже в голову не приходило оплакивать того, кем он когда-то был. Кинан, моя первая любовь, мой друг, который понимал меня и мою боль потому, что сам когда-то потерял близких.
– Мы обречены судьбой, ты и я, – шепчет Князь Тьмы, и когда он прикасается к моему лицу, я не чувствую ожога, потому что его пальцы остыли. – Обречены отдавать всю любовь, на которую мы способны, а взамен получать лишь жалкие крупицы.
Значит, им движет не жажда мести, не жажда насилия. Ненависть в его душе угасла и сменилась отчаянием. Я, в свою очередь, касаюсь его кожи. В этот момент я рада тому, что Рехмат покинула меня, ибо эта странная потребность – только моя.
Слезы текут по моему лицу и капают на его пальцы, а мои руки лижет огонь. Как жаль, что никому не дано читать в разбитых сердцах. Возможно, тогда мы не были бы так жестоки к тем, кто идет рядом с нами в этом одиноком мире.
Но момент слабости длится недолго. Очнувшись, Князь Тьмы отрывает руки от моего лица. Я пошатываюсь, стоя на самом краю обрыва, и джинн подхватывает меня, не давая свалиться вниз. И это проявление милосердия вновь раздувает его гнев. Потусторонний ветер со злобным воем проносится над каньоном, и Король джиннов исчезает с этим порывом.
Мы снова враги.
Я смотрю ему вслед, пока темная точка не исчезает вдали, потом гляжу на свои руки. Пламя не тронуло их, как будто я коснулась не джинна, а обычного человека.
Но я почему-то чувствую боль от ожогов.
34: Кровавый Сорокопут
Когда мы входим в город, я слышу трубы. Карконский сигнал тревоги, призванный разбудить варваров, оторвать их от выпивки и прочих отвратительных развлечений. Через несколько минут сигнал повторяется на всех сторожевых башнях.
– Телуман!
Кузнец проступает из мрака, с ним отряд из двадцати воинов.
– Ваша первая цель – башни с сигнальными барабанами, – приказываю я. – Вторая – казармы в торговом квартале. Там размещается половина вражеской армии. Сожгите их.
– Считай, что сделано, Сорокопут. – С этими словами Телуман уходит, и я поворачиваюсь к Меттиасу.
Я с удовлетворением вижу, что молодой Отец ничуть не напуган, несмотря на то, что мы находимся в логове врагов. Из него получился бы превосходный воин-Маска.
– Раздайте оружие Меченосцам и Книжникам – всем, кто готов сражаться, – говорю я. – Они должны сдерживать варваров, пока Телуман не подаст сигнал барабанами. Муса, отправь фею к отряду Квина. Когда он выберется из туннелей, пусть ведет людей к скале Кардиум.
– Сорокопут, Гримарра хорошо охраняют, – протестует Харпер. Этот маневр не был частью плана. – На скале собралась бо́льшая часть его армии. Он просто заманивает тебя туда.
– Харпер, ты всегда скуп на слова, – с этими словами я делаю знак своим людям. – Так что не трать их на то, что мне уже известно. Гримарр должен умереть. И убью его я, и никто иной.
Харпер несколько мгновений ошеломленно смотрит на меня, потом смеется.
– Прости, Сорокопут.
Муса, Харпер и оставшиеся тридцать воинов следуют за мной. Мы двигаемся быстро и незаметно, потому что знаем город лучше любого каркона. Мы идем условленным маршрутом по переулкам, задним дворам, крытым переходам. По дороге мы раздаем оружие. Меченосцы и Книжники Антиума приветствуют нас, прижимая к груди руки, сжатые в кулаки.
Звонит одиннадцатый колокол. Мы приближаемся к Архивному Чертогу, величественному зданию, по размерам не уступающему амфитеатру Блэклифа. Его массивные колонны напоминают стволы деревьев Сумеречного Леса. Фронтоны украшены скульптурами, изображающими сцены из победоносных сражений Таиуса.
Войдя в здание, мы ступаем по толстому слою пепла – во время осады сюда попал огненный снаряд карконов и вызвал пожар. На полу валяется каменная статуя Таиуса с отбитой головой, наполовину погребенная под грудой обгоревших свитков и кусков штукатурки.
Архивный Чертог занимает одну из сторон площади Картус. С другой стороны расположены служебные помещения дворца, с третьей – здания различных лавок и контор. Четвертая сторона представляет собой нечто вроде смотровой площадки, у подножия которой разверзлась гигантская яма, засыпанная костями. Над ней высится гранитный, покрытый выбоинами утес, а на вершине утеса – на Скале Кардиум горит дюжина огромных костров.
Я отправляю людей на площадь перебить вражеских часовых, и в этот момент Муса опускается рядом на корточки.
– У Спиро проблемы. У одной из башен он напоролся на большой отряд карконов. Триста человек, – помолчав, добавляет он.
