С этими словами Элиас быстро уходит, а из темноты возникает Афия.
– Каков красавчик! – хмыкает Кочевница и в ответ на мой недовольный взгляд толкает меня локтем. – А я говорила тебе: не вздумай влюбляться в того, кто говорит с призраками. Но кто меня послушал? Ладно, забудь о нем на минутку. Твоя броня никуда не годится. – Афия критически осматривает разномастные фрагменты доспехов, которыми мне удалось разжиться за последние несколько месяцев, после чего тащит меня к кибиткам. – Давай-ка немного приведем тебя в порядок.
Мы выступаем два часа спустя. Все мои силы и внимание уходят на то, чтобы укрывать себя, Шана, Элиаса и еще десяток воинов племени Саиф покрывалом невидимости. Это дается мне с трудом, поскольку нас много, и мы рассеялись на довольно большом пространстве. Наконец, когда до границы вражеского лагеря остается уже недолго, Элиас находит неглубокий овраг и дает мне знак убрать невидимость. И я с облегчением выдыхаю. Не сводя взгляда с часовых, он уходит по ветру.
– Никак не могу к этому привыкнуть, – шепчет мне Шан. – Сколько бы Мама ни повторяла, что Элиаса больше нет, я все равно смотрю на него и вижу своего брата.
Я почти ничего не знаю о Шане. Элиас рассказывал о нем, когда мы шли в тюрьму Кауф. Я запомнила только то, что в детстве они были неразлучны. Возможно, мне стоит напомнить об этом Ловцу Душ.
– Ты должен сказать ему об этом, – прошу я. – Ему нужно это услышать.
Шан смотрит на меня с некоторым удивлением, но ответить не успевает – мы слышим условный сигнал: уханье совы. Мы только что видели часовых, а теперь вокруг пусто. Кочевник поднимается с земли.
– Быстро, однако, – бормочет он себе под нос. – Да помогут тебе небеса, Лайя из Серры.
Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на магии. Невидимость приходит не сразу, но через некоторое время все получается, и я без труда проникаю в лагерь. Костры почти погасли, и я мысленно благодарю за эту удачу. Сегодня ночью темнота наш основной союзник.
В центре лагеря установлена большая палатка, над которой развевается черный флаг с буквой «К». Мой шрам начинает зудеть. Мне ужасно хочется придушить Керис Витурию ее собственным штандартом.
Однако моя задача – проникнуть на склад и отравить продукты. Я бесшумно крадусь мимо воинов, уснувших прямо на песке, мимо дежурных, которые выметают мусор из палатки, мимо разъяренного, проигравшегося солдата – его приятели режутся в карты, еще компания играет в кости. Склад продовольствия находится в юго-восточной части лагеря. По дороге мне попадается загон для скота, из охраны всего два солдата.
Я продолжаю двигаться вдоль ограды и внезапно слышу шепот, потом плач. Во мраке вспыхивают чьи-то красные глаза – неужели гули? Зачем бы гулям слоняться около загона с козами?
Я подхожу ближе, и постепенно из темноты проступают лица, плечи, руки. Это люди. Почти все – Книжники. У пленных скованы руки, на спинах алеют следы от плетей, и здесь их очень много.
«Не отвлекайся», – велел Элиас, но он не знал о рабах. И я не могу оставить этих людей здесь.
Вход караулят только эти двое, но больше и не нужно. До ближайшей палатки рукой подать, и на крик сразу сбегутся. Когда я замечаю у этих людей кнуты, перед глазами все вспыхивает алым. Я хватаюсь за лук. Матушка могла выпустить две стрелы за секунду, так что они поражали обе цели практически одновременно. Я не настолько искусна в стрельбе из лука. Мне придется постараться.
Я натягиваю тетиву, прицеливаюсь и стреляю. Снова натягиваю, целюсь, стреляю. Первый Меченосец беззвучно валится на землю, зажимая руками рану на шее. Но во второй раз я промахиваюсь. Уцелевший солдат выхватывает меч и зовет на помощь, и как раз в этот момент над лагерем разносится тревожный бой барабанов. Наш отряд засекли.
Поднимается невероятный шум. А стражник орет во все горло:
– Враги! Загон для рабов! Враги!
Кто-то трезвонит в колокол, гудят барабаны, мимо галопом проносятся всадники, солдаты вываливаются из палаток, на ходу надевая пояса с ножнами. Я стреляю в орущего Меченосца и морщусь, когда стрела вонзается ему в грудь. Солдат падает, изо рта у него хлещет кровь. Двумя ударами кинжала я ломаю замок и распахиваю ворота загона.
Книжники с потрясенными лицами смотрят сквозь меня. Конечно. Они же меня не видят.
Я не рискую «сбросить» невидимость. Я не уверена в том, что снова смогу воспользоваться магией в присутствии Князя Тьмы.
– Бегите! – кричу я. – Бегите в пустыню!
Люди, спотыкаясь, вываливаются из загона. На одних – цепи, другие – ранены. Почти сразу же появляются Меченосцы, сверкает сталь. Я совершила непростительную ошибку. Даже если бы Книжникам удалось убежать, им некуда деваться. Оказавшись в пустыне, они бы заблудились в песках.
«Всегда страдаем именно мы. Всегда мой народ».
– Ой!
На меня налетает истощенный пленник. Я быстро отпрыгиваю в сторону. Моя цель – продовольственный склад. Времени осталось мало. Но весь лагерь подняли по тревоге, и все пути заблокированы.
Подросток мчится дальше, ныряет в проход между палатками и вдруг замирает – из груди торчит клинок.
Меченосец-убийца выдергивает оружие и ныряет в темноту. Мальчик падает на землю.
Я подбегаю к раненому. Он лежит на боку, глаза стекленеют. Я укладываю его голову к себе на колени и провожу рукой по волосам. И, зная, что могу поплатиться за свою глупость, сбрасываю невидимость. Я не хочу, чтобы этот несчастный умирал в одиночестве.
– Прости, – шепчу я. – Прости. Мне так жаль.
Я хочу спросить, как его зовут, сколько ему лет. Но я уже знаю его имя. Мирра. Джахан. Лиз. Нэн. Поуп. Иззи. Я знаю, сколько ему лет. Он – тот трехлетний ребенок, которого отняли у родителей и бросили в темный призрачный фургон. Восьмидесятилетний старик, убитый на пороге собственного дома за то, что осмелился взглянуть в глаза солдату-Меченосцу.
Он – это я. Поэтому я остаюсь с ним до тех пор, пока его сердце не перестает биться. Это самое меньшее, что я могу для него сделать.
У меня едва хватает времени на то, чтобы закрыть умершему глаза. За спиной раздается тяжелый топот, и я едва успеваю отразить выпад меча. Солдат толкает меня на землю, я кричу, хватаю пригоршню пыли и швыряю ему в лицо. Противник пятится, и я вонзаю клинок ему в живот. Выдергиваю кинжал, снова пробую стать невидимой, но у меня ничего не получается.
Вдалеке я замечаю Элиаса, который успел где-то раздобыть себе могучего коня. Он одет во все черное, нижняя часть лица скрыта платком. Серые глаза сверкают стальным блеском, как и мечи в его руках. Наконец-то он в своей стихии, рожденный и выпестованный для войны. Элиас проносится по лагерю, как смерч, и рубит любого, кто пытается преградить ему путь. Кровь струится по его клинкам, а в его сторону мчатся разъяренные Меченосцы.
Воспользовавшись суматохой, я бегу к фургонам с продуктами. Навстречу мне несутся свиньи. Толкаются козы, одна даже попыталась меня боднуть. Должно быть, Джибран открыл загон для скота.