– Охотно верю. – Я кутаюсь в вязаное одеяло Мамы Рилы. – Это же была моя идея. Но идет война, и мы должны сражаться. Ты можешь хотя бы мне намекнуть, как эта история поможет нам одержать победу?
– Война подобна палящему солнцу. Солнце пустыни выжигает все живое, зеленое, нежное, оставляет лишь иссохшую растрескавшуюся землю. Князь Тьмы воюет уже очень давно. Узнав его историю, ты найдешь его слабости, трещины в его броне.
А я-то надеялась услышать что-то конкретное!
– Тебе уже известны его слабости! – нетерпеливо восклицаю я. – Но ты упорно не желаешь ничего рассказывать.
– Магия не позволяет мне…
– Но ты же не пыталась! – перебиваю я. – Вспомни какую-нибудь мелочь из вашей совместной жизни. Что угодно.
– Он и я… мы… – Золотая фигура гаснет, снова вспыхивает. – Мы были…
Рехмат хрипит, потом издает вопль, от которого у меня на миг останавливается сердце. Свечение тускнеет, и кажется, что призрачная женщина сейчас просто исчезнет.
– Хватит! – Я вскакиваю. – Забудем об этом…
Королева джиннов превратилась в бледную тень – наверное, магия, благодаря которой она существует, «высосала» из нее жизненную силу.
– Я же говорила тебе, – шепчет она. – Магия крови не позволяет мне рассказывать о жизни с ним. Ты должна обратиться к кеханни.
Собравшись с силами, я выползаю на улицу. Мама Рила сидит у костра и помешивает тыквенный суп, булькающий в котелке. Заметив меня, она встает и угрожающе тычет в мою сторону черпаком.
– Ложись в постель, девочка. Ты еще не поправилась…
Ее фигура отбрасывает на каменную стенку каньона гигантскую тень. Шан, который сидит рядом и раскатывает на плоском камне лепешки, поднимает голову и усмехается.
– Это говорит та, что правила фургоном на следующий день после допроса Меченосцев.
Морщась, я опускаюсь на землю рядом с Мамой. Голова разламывается, и меня все еще трясет от жуткого крика Рехмат. Коса в футляре укреплена у меня за спиной. Сражаться я не могу, но ни на минуту не оставляю ее без присмотра – слишком дорого она мне досталась.
В ущелье горит множество костров, но они разложены под каменными выступами и завешены парусиной. От запаха жареного лука-порея и лепешек с маслом у меня текут слюнки.
– Я подумала, что тебе, может быть, захочется с кем-нибудь поговорить, – обращаюсь я к Маме. – А мне немного… одиноко.
Выражение лица кеханни смягчается, и она подает мне ложку, чтобы я помешивала суп, а сама добавляет в котелок немного корицы и пригоршню сушеной кинзы. Неизменный северный ветер, свистящий у нас над головами, заглушает негромкие беседы тысяч людей. Пламя костра колеблется, разбрасывает искры. Среди Кочевников я вижу ифритов. Наверху, на краю утеса, дежурят часовые.
– Мама, – начинаю я. – Я хотела спросить…
Меня перебивает стук копыт – Афия и ее младший брат Джибран спешиваются около своего каравана.
– Нашли что-нибудь?! – окликаю я залдару, но она отрицательно качает головой.
– Ничего, даже дырявого сапога, – отвечает она. – Роуэн шел с нами большую часть пути. – Афия кивает на песчаного ифрита, который «плывет» к кучке своих сородичей, собравшихся в дальней части каньона. – Он не почувствовал магии. Они ушли.
Мама берет черпак и наливает суп в две миски; одну подает мне, другую – Афии.
Сначала Афия отнекивается, но кеханни бросает на нее суровый взгляд, и женщина сдается.
Джибран, привлеченный запахом тушеной тыквы и пряностей, садится рядом с сестрой. Он не сводит глаз со стопки пышных круглых лепешек, испеченных Шаном.
– Возможно, джинны направились в Таиб, – говорит он. – Хотя они должны понимать, что там уже никого нет.
– По крайней мере, у нас есть время собраться с силами, – замечаю я. – И спланировать дальнейшие действия.
– Что будет непросто, поскольку наш военачальник как сквозь землю провалился, – бормочет Афия.
Мама недовольно хмурится, но я прекрасно понимаю залдару. Исчезновение Элиаса беспокоит Кочевников, хотя сама Афия уверяла их в том, что он собирается вернуться.
– Он придет, – твердо говорю я. – В Нуре мы одержали небольшую победу, но война продолжается, и Ловцу Душ есть что терять. Мама, – я оборачиваюсь к сказительнице. – Как продвигается твоя охота за историей?
– Очень медленно, – отвечает кеханни, проглотив ложку супа. – У наших историй есть два свойства. Сехеи и Диладхардха.
– «Истина» и… – Я запинаюсь. Мои познания в садейском весьма ограниченны.
– «Диладхардха» означает «познать сердце боли», – объясняет Мама. – Мы ищем истину, Лайя. Найдя истину, мы должны отнестись к ней с состраданием. Мы должны понять существа, которые «населяют» наши истории – людей и духов. Мы должны уважать их. Полюбить, даже тех, кто творит зло. Мы должны увидеть их. Иначе история не затронет сердца людей и зачахнет после первого же рассказа.
Залдара и Джибран внимательно слушают, и даже Шан, который всю жизнь провел рядом с кеханни, как завороженный смотрит на Маму, не донеся ложку до рта.
– Сехеи и Диладхардха – это первые шаги в охоте за историей. Отыскав эти ответы, сказительница «выманивает» историю из теней. Я много слышала о Князе Тьмы. Но эти рассказы не позволяют мне ни понять его, ни полюбить, ни проникнуться к нему уважением. Я знаю его лишь как существо, несущее чудовищное зло. Я боюсь полюбить его. Боюсь понять и простить его. Боюсь… если я заставлю себя испытать эти чувства, то потеряю собственную душу.
– «Петь такое сказание означает вызывать драконов, спящих в бездне», – бормочу я.
– Где ты это услышала? – Мама резко поднимает голову.
– От кеханни племени Сулуд, – отвечаю я. – Она знала историю Князя Тьмы, но рэйфы ее убили, так что она ничего не успела мне поведать.
Мама, забыв о еде, пристально смотрит мне в лицо.
– Что еще она тебе говорила? Может, как-то намекнула, о чем будет ее рассказ?
– Увы, нет… – Я замолкаю, перебирая воспоминания о том дне. – Она назвала его имя. Потому что его история как раз об этом. В ней говорится о том, как это… как это важно.
– Его имя, – задумчиво произносит Мама. – Ты сказала, его зовут Мехерья. И это означает…
– «Возлюбленный».
Даже когда я произношу это слово про себя, меня всякий раз охватывает странная печаль. Но Мама качает головой.
– Этого мало, – вздыхает она.
– Ты, конечно, нам помочь не можешь, да? – сквозь зубы бормочу я, обращаясь к Рехмат. Но золотая женщина не отвечает.
С северной стороны каньона доносится тревожный крик, за которым следует скрежет металла – это десятки мечей одновременно извлекают из ножен.
