Оказавшись за спиной у Элиаса, он ухмыляется и поднимает ногу, изображая пинок.
Черт побери, ох уж эти братья.
– Переговоры чем-то закончились?
Когда я уходила, залдары все еще спорили насчет того, стоит ли идти в Адису или все же отбить у Меченосцев Аиш.
Элиас вздыхает.
– Большинство хочет идти в Аиш, – говорит он. – Лишь немногие высказались за Маринн.
Я с силой стискиваю рукоять косы. Коса складывается так, что острие спрятано в щели древка, и со стороны кажется, что это всего лишь длинный посох. Так она и останется посохом, если я не смогу приблизиться к Князю Тьмы. Если Мама не сможет найти его историю.
За последние несколько ночей мало кому удалось заснуть: теперь мы знаем, какая участь уготована душам погибших. Страх ползет по моей коже, как стая пауков, и я вздрагиваю.
Элиас, откашлявшись, кивает на камень, на котором я сижу.
– Ты не против?
Я удивлена, но быстро отодвигаюсь, давая ему место. Каждый раз, когда я остаюсь с ним наедине, мне кажется, что ему тяжело находиться рядом. Но я не задаю вопросов, просто наслаждаюсь теплом его тела, которое так близко.
– Отсюда до Адисы два месяца пути. – Он вытягивает длинные ноги. – И то, если мы сумеем раздобыть корабли для переправы через Сумеречное море. Если погода не ухудшится. Если выживем в сражении с Комендантом.
– Ты мог бы просто приказать Кочевникам идти за тобой, – предлагаю я. – Слова Бану аль-Маута имеют в этой стране большой вес. Вспомни, они доверили тебе свои судьбы.
– И от их городов и деревень ничего не осталось…
– И люди остались живы, – перебиваю я Элиаса. – И если бы ты их не заставил, Нур и его жители действительно превратились бы в пепел.
– Несколько недель назад ты сказала мне одну вещь, – медленно произносит Элиас, потирая большим пальцем правой руки мозолистую ладонь. – «Никому не захочется обнажить свой меч ради того, кто считает себя выше других». Никто не пойдет за тем, кто их не понимает. Сейчас я понимаю этих людей, их страхи. Они не хотят умирать. И если мы выступим на Адису, мы отправим их на верную смерть. И, кроме того, что если план Князя Тьмы именно в этом?
– Думаешь, он хочет заманить нас в Маринн?
– Я считаю, что мы не должны действовать очертя голову, – говорит Элиас. – Нужно все взвесить.
– Но у нас совсем не осталось времени! – восклицаю я. – До весны несколько недель! Ты помнишь: «Среди лепестков протянет она к сироте свою длань»? Я думаю… – Новая волна страха накатывает на меня. – Я думаю, что в этом пророчестве говорится обо мне…
И я заставляю себя замолчать. Остались ли в этом мире счастливые люди? Мне хочется сказать им: наслаждайтесь этим бесценным даром. Радуйтесь каждому мгновению, потому что скоро всем нам придет конец…
Элиас придвигается ко мне и обнимает за плечи. Если бы он вдруг превратился в говорящего кролика, я бы удивилась меньше.
– Ты же сказала мне, что нужно быть более человечным… – Он быстро убирает руку. – У тебя было такое печальное лицо…
– Погоди. – Я хватаю его руку и снова кладу ее себе на плечо. – Все хорошо. Вот только, если хочешь кого-то утешить, то твоя рука должна походить не на древесный сук, а скорее на… на шаль.
– На шаль?
Конечно же, в такой ответственный момент я выбрала наименее романтичное слово.
– Вот так. – И я обнимаю его сама. – Мы же с тобой не подвыпившие приятели, которые бредут домой из кабака, распевая похабные песенки про жен моряков. Мы… ты и я… мы…
Я не знаю, кто мы друг другу. Я вглядываюсь в лицо Элиаса, задавая себе вопрос: увижу ли я когда-нибудь ответ в этих глазах? Но он поднимает голову и смотрит на россыпи звезд, и я не могу понять, о чем он думает.
Я сижу и слушаю учащенное биение собственного сердца. Так проходит несколько секунд, и постепенно Элиас расслабляется. Его большая ладонь касается моего бедра, и когда он притягивает меня ближе, его пальцы обжигают, как пламя.
Пусть он Бану аль-Маут, но от него по-прежнему исходит аромат специй и дождя. Вдыхая его запах, я забываю о холоде. Этого слишком мало, я жажду большего. Но это уже лучше, чем ничего.
Я жду, что Элиас отодвинется, но он сидит неподвижно. Постепенно меня тоже отпускает. Когда он рядом, я чувствую себя прежней. Сильной. И не такой одинокой.
– Как ты думаешь, джинны знают? – спрашиваю я. – О том, что случится, если Князь Тьмы впустит в этот мир Море?
– Наверняка подозревают, – звучит его глубокий низкий голос, прокатываясь по моему телу. – Они далеко не глупы.
– Тогда почему они стоят за него? – не понимаю я. – Оказаться в заточении на тысячу лет и освободиться только для того, чтобы сеять в мире хаос, а потом исчезнуть навсегда? Какая ужасная судьба!
– Возможно, они лишились рассудка.
Меня не удовлетворяет это объяснение.
– Князем Тьмы движет вовсе не безумие, – возражаю я, – а четкий план. Он хочет уничтожить все сущее, скрывая это от своих сородичей. Хотя и утверждает, что любит их. И он действительно их любит.
В темноте у нас за спиной шуршат мелкие камешки, и мы, не сговариваясь, отшатываемся друг от друга.
– Бану аль-Маут!
Это Джибран и Аубарит. Факира почтительно склоняет голову и похлопывает по плечу Джибрана, который не спешит последовать ее примеру.
– Ужин готов, Лайя, – говорит Джибран. – Афия послала нас сменить тебя.
Пока мы с Элиасом спускаемся на дно ущелья, он о чем-то напряженно размышляет и сразу исчезает. Большинство Кочевников уже улеглись спать. Немногие бодрствующие молча сидят у костров: холодный ветер остудил головы спорящих и сейчас со свистом проносится по каньону, стараясь потушить огонь.
– Чертов холод. – Зубы Афии стучат о ложку. – И дров осталось мало. Долго нам здесь не просидеть.
– Тебе удалось кого-нибудь переубедить?
– Мое племя остается, а еще племена Мамы и Аубарит, – отвечает Афия. – Остальные собираются сниматься с лагеря на рассвете. Они надеются отбить Аиш.
– Отвоюют они Аиш или нет, это уже неважно, – подает голос Дарин, сгорбившийся у огня, – если Князь Тьмы выпустит этот смерч, то одним махом прикончит нас всех.
Я оставляю Афию и Дарина и подхожу к Маме. Холод стоит такой, что ручеек покрылся льдом, но она сидит прямо на голых камнях и смотрит на звезды.
– Не можешь уснуть? – спрашиваю я.
– Не могу, когда знаю, что где-то там, в темноте, меня ждет история. – Мама оборачивается и окидывает меня проницательным взглядом. – Я чувствую ее в тебе, Лайя. Где-то рядом. Она во многом – часть тебя. Подумай еще раз хорошенько, вспомни все, что знаешь. Ты о чем-то забыла мне рассказать. Какая-то часть истории прячется у тебя в памяти. Напомни-ка мне еще раз, что сказал Пророк Элиасу перед смертью?
