– Это… неприятная история, – сказал Крамер медленно. – Не о такой смерти думаешь на поле боя.
– Нет совершенно никакого значения, о каком из обличий Госпожи думать. Просто настает момент, когда она приходит, и тогда уже все остальное не играет никакой роли. Поверьте, так и происходит.
– А… – кажется, Крамер хотел задать какой-то вопрос, но встретил взгляд Дирка и запнулся. – Нет, ничего. Давайте пойдем вверх. Кажется, я слышу что-то похожее на птичий гомон.
Дирк охотно его поддержал. Хотя бы потому, что догадывался, о чем собирался спросить лейтенант. И больше всего на свете устал от этого вопроса.
Недолго посовещавшись, решили разделиться – Юнгеру предстояло двигаться по левому краю открывшейся расщелины, Дирку и Крамеру – по правому. Несмотря на численное превосходство одной из сторон, шансы их были равны – на всю группу было лишь два ружья. Шеффера Дирк оставил в броневике, строго-настрого приказав не покидать «Мариенваген». Тот принял приказ по своему обыкновению молча.
Охота не задалась с самого начала, да и охотой ее с трудом можно было назвать. Дирк и Крамер пытались подняться по крутому склону, густо поросшему колючим кустарником, скользкому и совершенно не приспособленному для подобных восхождений. Им приходилось поддерживать друг друга, без этого оба уже успели бы закопаться носом в грязь, которая, кажется, во Фландрии лежала круглый год, заменяя собой и снег. Стрелять из такого положения было невозможно, но и думать о стрельбе пока не приходилось – Дирк пока не заметил ни единой птицы. Впрочем, по отдаленному треску ветвей в расщелине, которую Крамер упорно именовал долиной, можно было предположить, что кое-какая добыча там имеется.
Возвратиться с пустыми руками было бы неприятно. Дирк достаточно хорошо знал тоттмейстера Бергера, чтобы предсказать его реакцию. Сердиться он не станет – тоттмейстер Бергер редко сердился в обычном, человеческом понимании этого слова – лишь коротко пожмет плечами. Куда хуже было ощущение того, что не смог оправдать надежд мейстера. Хорошо понимая важность воздушной разведки, тоттмейстер Бергер обычно поручал добычу птицы именно взводу Дирка. Это была не бог весть какая, но привилегия, которую «листья» всякий раз успешно оправдывали.
– Забыл сказать, – произнес, отдуваясь, Крамер, когда они остановились передохнуть, устав карабкаться по грязному склону. – Наши ребята вроде бы похулиганили у вас недавно…
– Вы имеете в виду воинственного крестоносца? – поинтересовался Дирк. – Или банки с дерьмом?
Ему самому не требовалось отдыха, его тело давно не усваивало кислород, но он тоже остановился, поджидая Крамера.
Тот смутился.
– В общем, извините за это дело. Когда я узнал, задал им знатную взбучку, можете поверить. Надолго запомнят.
– И зря.
– В каком это смысле – зря? – опешил Крамер.
– В самом банальном. Не стоит защищать мертвецов. Во-первых, они сами могут себя защитить. Во-вторых, этим вы только накличете неприятностей на свою голову. Нет, я благодарен вам от лица всех «Веселых Висельников», но на будущее – не стоит этого делать.
Крамер выглядел озадаченным. Наверно, ожидал услышать благодарность, а не холодную отповедь.
– Ну уж извините… – пробормотал он, силясь сохранить на лице равнодушное выражение. – Буду знать наперед.
Дирку не хотелось, чтоб лейтенант сохранил в себе эту мелкую, но обиду. Поэтому он сказал:
– Не принимайте всерьез. Люди боятся ходячих мертвецов, что более чем естественно. И тоттмейстеров, поскольку те связаны с мертвецами, а местами, как известно, даже похуже них. А еще люди боятся тех, кто защищает мертвецов. Их это настораживает и пугает. Не идите этой тропой, Генрих. Тщась соблюсти видимую справедливость, вы только ухудшите дело.
– Но ведь… ведь… Черт возьми, они вас даже за людей не считают!
– А мы и не люди, – угрюмо усмехнулся Дирк. – Мы мертвы. Как вы понимаете, это не фигура речи. И если вы думаете, что переход из жизни в смерть связан только с обретением новых сил и способностей, то жестоко заблуждаетесь. Меняется не просто кровеносная или нервная система. Меняется все. Перестать быть человеком – это не то же самое, что перейти из унтеров в фельдфебели или наоборот.
– Мне еще не удавалось умереть, чтобы проверить это надлежащим образом, – буркнул Крамер. – Хотя без лишней скромности могу сказать, что приложил для этого немало усилий…
Дирк повернулся к нему и положил руку на плечо.
– Не умирайте, лейтенант, – искренне сказал он. – Послушайте совета мертвеца. Ровным счетом ничего интересного вас там не ждет. Забудьте о самой возможности смерти и посвятите себя жизни. Знаете, это тоже достаточно хорошая штука.
Крамер слабо улыбнулся.
– Мертвец убеждает меня в отвратительности смерти. В то время как живые кричат о том, какой позор – не отдать жизнь, защищая свою Отчизну. Интересно, когда в этом мире все стало набекрень.
– С момента его возникновения, полагаю. Сперва вы невзлюбили мертвецов…
На другой стороне ущелья хлопнул выстрел, приглушенный расстоянием и густыми зарослями. Что ж, хоть какая-то добыча у них сегодня будет. Юнгер практически никогда не промахивался.
– …потом вы переменили свою точку зрения, но впали в другую крайность – пытаетесь мертвецов очеловечивать. А это тоже… напрасно. Смерть делает нечто большее, нежели просто останавливает сердце. Она увольняет тебя в запас, демобилизует из людей. И забирает все награды, обретенные при жизни. Человеческие страхи, сомнения, эмоции. А без этого многое меняется, как меняется пулемет, если изъять из него несколько деталей.
– Хотите меня испугать?
– Кто знает? Иногда только страх может быть наилучшим советником. Для вас было бы лучше опасаться мертвецов.
– Я и опасался. До тех пор, пока один из них не помешал фойрмейстерам приготовить из меня французское жаркое.
– Быть может, он сделал это не от персональной любви к вам, а просто потому, что иначе не мог? Выбор, сомнения, мораль – это все достояние живого человека, которое превращается в прах еще раньше плоти. У мертвецов есть только приказ. И ненависть к врагу. Да, нас сложно назвать славными ребятами. Хотя боятся нас не из-за этого… Бога ради, не шевелитесь. Я вижу птицу.
Крамер встрепенулся, поднимая ружье.
– Вон, на нижней ветке, одиннадцать часов.
– Вижу, – ответил тот шепотом. – Кажется, куропатка. Сейчас мы ее…
Клуб грязного дыма вырвался из ствола с грохотом, от которого вздрогнула сама земля. Птица исчезла, и Дирку сперва показалось, что она взлетела, но потом он с облегчением увидел серую точку у подножия дерева. Увы, радость оказалась поспешной. Когда Крамер с гордостью принес свою добычу, Дирк осмотрел ее и с сожалением констатировал, что для тоттмейстера она ценности не представляет.
– Дробь пришлась неудачно, сами взгляните. Разворотило полголовы, да и позвоночник явно поврежден. Эту птицу не подымет и дюжина тоттмейстеров. Ну да ничего, выстрел был славный. Прихватим ее с собой, сварите себе похлебку.
