Удар пришелся в плечо, и Дирк успел этому обрадоваться – приземлись он на голову, пожалуй, даже толстый шлем не спас бы его от переломанных позвонков. Но радость была кратковременна. Заключенной в сбивший его удар силы было достаточно, чтобы пронести его еще несколько метров по земле, задевая тела мертвых и еще живых французов. Рядом кто-то закричал от боли – должно быть, тело «висельника» в стальном доспехе, использованное в качестве снаряда, чувствительно задело его, а то и переломало половину костей. Но для злорадства времени уже не оставалось. Последние метры Дирк проехал на животе. Когда он смог остановиться и поднять голову, оказалось, что в шлеме полно земли. Неудивительно, учитывая что он пропахал половину траншеи забралом. Земля была в глазах, в носу, скрипела на зубах. Дирк ударил себя латной перчаткой по шлему, чтобы хоть частично избавиться от нее. Когда ты живой человек и твои слезные железы работают, как у живого человека, пыль в глазах неприятна, но и только. Но в противном случае она может ослепить тебя на несколько минут. Дирк понимал, что в течение нескольких секунд он будет абсолютно беззащитен. И судя по тому, с какой скоростью орудовал гигант, этих нескольких секунд должно хватить ему.
– Юльке! – крикнул Дирк, стараясь перекричать крики, звон, треск и глухие звуки ударов рукопашной, окружившие его сплошным кольцом. – Залп! Залп!
Он надеялся на то, что Юльке остался на своем месте. Гранатометчик мог поспешить на шум боя, чтобы помочь своим. Вполне объяснимое желание и для живого человека, и для мертвеца. Мало кто способен оставаться на месте, позволяя приказу сдерживать себя и в то же время слыша, как твои сослуживцы гибнут в страшной сече, лишенные помощи и поддержки. Но одной из главных черт всякого гранатометчика была хладнокровность. Иногда она требовалась более, чем самый выверенный глазомер. И Дирк хотел верить в то, что Юльке не оставил своего места.
– Залп! Залп!
Дирк перевернулся на бок, когда вновь ощутил противодействие чудовищной силы. Но в этот раз она не собиралась отшвыривать его. Она стремительно подняла его в воздух, и краткая секунда полета обернулась скользким приступом тошноты, обвившим желудок. Дирк попытался вырваться, но с тем же успехом можно было спорить с законом притяжения. Он ощутил едкий запах чужого тела, неприятный, как подтухшая капуста. Француз и в самом деле не терял времени. Он схватил Дирка здоровой рукой поперек туловища, пригвоздив обе руки к торсу, и теперь прижал его к своему огромному животу. Дирку показалось, что он слышит гудение стальных мышечных волокон, когда рука гиганта напряглась, чтобы раздавить его. У этого чудовища была сила гидравлического пресса, нагрудник тревожно заскрипел. Подобный скрип обычно слышат подводники, находясь на большой глубине, – это исполинская тяжесть воды сдавливает их тонкую стальную скорлупу. Теперь это слышал и Дирк. В любой ситуации он старался трезво оценивать свои шансы и сейчас понимал, что времени у него осталось совсем немного. Если хватка не ослабнет, литой нагрудник просто сомнется, раздавленный этой страшной силой, с которой невозможно совладать. А вместе с ним окажется раздавленным и его тело.
На выручку Дирку пришел Мертвый Майор. В него самого вцепилось несколько французов, болтавшихся на нем, словно псы на медвежьей туше. Мертвый Майор, не обращая на них внимания, бросился на помощь командиру. Топор в его руках был погнут, точно побывал на наковальне, но «висельник» держал его крепко и уже заносил над головой, чтобы одним ударом отправить отвратительное чудовище в те места, из которых оно появилось. Как и Дирк, он был обманут кажущейся неповоротливостью противника. Дирк крикнул ему, предупреждая, но поздно – великан, быстро повернувшись, встретил Мертвого Майора ударом локтя. Звук этого удара походил на тот, что случается, когда орудийный снаряд соприкасается с танковой броней. Утробный стальной звон, столь низкий, что у всякого, оказавшегося поблизости, начинают ныть и вибрировать корни зубов. Этот удар отправил Мертвого Майора в воздух, приподняв над землей на добрых полтора метра. Французам, которые висели на нем, пытаясь проткнуть ножами, пришлось еще хуже – когда Мертвый Майор врезался в стену, оставив в ней приличных размеров вмятину, некоторые из них лопнули кровавыми медузами.
На помощь Жареного Курта рассчитывать не приходилось, французы зажали его в углу, беспрерывно атакуя. Они действовали слаженно и в полном соответствии с общепринятой тактикой – штурмовую группу надо разбить на части и уничтожать их одну за другой, начиная с самой опасной ее составляющей. Дирк попытался выбраться из смертельных объятий французского великана, но это было равносильно попытке разорвать свое туловище пополам. В его противнике была заключена сила, превосходящая даже его собственную. Сила, невозможная для обычного смертного. Прижатый к его огромной груди, Дирк слышал мерные удары сердца в ней. Кто бы ни наградил этого выродка чудовищной силой, это была не Госпожа, в этом он не сомневался.
Сталь доспехов заскрипела и поддалась, прогибаясь внутрь. Ей оставалось совсем немного. После чего она сомнется, раздавив тело, заключенное в сером доспехе. И он даже не почувствует боли, когда его кости и внутренности превратятся в подобие однородных мясных консервов.
Дирк резко откинул голову назад, надеясь стальным затылком шлема размозжить противнику лицо, но тот был слишком хитер или слишком опытен, чтобы попасться на подобный прием. Зато Дирк увидел скользнувшие в небе короткие серые тени. Их было много, пять или шесть, и они неслись над землей бесшумно, параллельным курсом, как странной формы птичий косяк. Дирк еще не понял, что это, а тело уже отреагировало, быстро опустив голову вниз. В некоторых вещах тело разбиралось куда лучше медлительного разума.
Небо над ними разорвалось несколькими резкими хлопками, которые на короткий миг заставили все прочие звуки отступить. А потом пролилось вниз страшным стальным дождем.
Дирк слышал, как закричали французы, прижавшие к стене Жареного Курта. И видел, как форменное синее сукно их мундиров на плечах и спинах обращается рваной бахромой, сквозь которую можно рассмотреть развороченные мышцы и обнаженные кости. Смерть хлестнула сверху, и под ударом ее лап вскипела земля в траншее – словно по ней, как по устью пересохшей реки, вдруг устремился сметающий все на своем пути поток. Деревянные щиты трещали и рвались на части. Маскировочные сети превращались в лоскуты, парящие в небе подобно морским скатам. «Гочкиссы» тревожно зазвенели на своих позициях, задетые невидимыми когтями. Плоть поддавалась им куда легче.
Дирк тоже ощутил прикосновение стального дождя, его доспехи загудели, отражая десятки одновременных попаданий. Как кастрюля, в которую бросили горсть фасоли. Хорошо, что он успел опустить голову, иначе несколько осколков могли попасть в глазницы шлема. Осколков было много, Юльке метнул не меньше полудюжины гранат, рассчитав время запала таким образом, чтобы те взорвались в воздухе, накрывая все находящиеся на позиции лавиной осколков. Все живое, что не успело скрыться, оказалось на пути у этой лавины и теперь агонизировало. Граната не предназначена для того, чтобы убить человека. В этом механизме заложена другая цель. Сотни высвобожденных взрывом осколков ищут незащищенную человеческую плоть и рвут ее десятками глубоких порезов, превращая в лохмотья одежду и то, что укрывается под ней. Их силы недостаточно, чтобы пробить каску, но они находят уязвимые места, которых так много в человеческом теле, и превращают его в кричащую от боли куклу, истекающую кровью и неспособную взять в руки оружие. Такой человек перестает быть солдатом.
