– Приготовиться, – сказал он, поднимая молот на плечо. – Если мы не найдем этот чертов штаб до заката, я позабочусь о том, чтобы вы стали самыми несчастными покойниками из всех на службе нашего кайзера.
– Куда уж хуже… – пробормотал Юльке у него за спиной.
Скажи что-то подобное более молодой «висельник», хотя бы Штейн, ему не миновать хорошей отповеди за пререкание с командиром. Дирк знал, когда дисциплину в отряде надо соблюдать, заставляя подчиненных становиться подобием единого кулака, в котором каждый палец подчинен выполнению общей цели. Но Юльке был из «стариков», и ему иногда дозволялось вставлять осторожные комментарии, подыгрывая командиру. Маленькая игра, позволяющая, с одной стороны, соблюдать неукоснительную дисциплину, а с другой – разрядить ситуацию мимолетной шуткой.
– Вы недовольны, рядовой Юльке? – Дирк повысил голос.
Гранатометчик принял намеренно виноватый вид.
– Извините, господин унтер, вырвалось. Я не был уверен, что где-то покойникам живется хуже, чем здесь, во Фландрии.
– О, я уверен, что у мейстера получится изменить ваше мнение, рядовой Юльке. Например, он отправит вас в штаб фон Мердера, чтобы стирать тому кальсоны всякий раз, когда неподалеку чихнет француз!
Шутка понравилась, хотя открыто смеяться в присутствии унтер-офицера никто не рискнул. Но Дирк уловил отрывистые смешки и почувствовал, что настроение у «висельников» немного приподнялось.
– Боевой порядок, – сказал Дирк уже серьезным тоном. – Мы уже достаточно сильно опоздали, чтобы хозяева обиделись на нас за эту бестактность. Отдадим же должное французскому гостеприимству!
Глава 11
Уровень подготовки нынешних прапорщиков, направляемых в войска после школы, представляется совершенно недопустимым, большая их часть гибнет в первом же своем бою. Если вам угодно заготовлять корм для германских пулеметов, по крайней мере, делайте это без меня. Я поставлен командовать живыми и намереваюсь сохранить наибольшее их количество.
Полковник Бабур, «Мое письмо к солдатам и депутатам»
…первая граната лопнула совсем рядом, Дирку показалось, что глаза в глазницах его черепа от ударной волны чуть не врезались друг в друга. Зубы заскрежетали в дёснах, а голову мягко мотнуло в сторону. Неприятное ощущение – словно кто-то ударил в лицо тяжелым резиновым молотом. Еще одно тусклое металлическое яйцо шлепнулось в грязь неподалеку, выставив на поверхность ребристый бок осколочной рубашки. Дирк, прикрывая голову локтем, попытался вжаться в стену, пока хронометр в его голове, сбитый предыдущим разрывом, неровно отсчитывал секунды. В такой момент время всегда скачет непредсказуемо, и часто кажется, что прошло уже полминуты, а граната все не взрывается. Мозг торопливо перебирает варианты – бракованный взрыватель, подпорченный водой шеддит
[53], не выдернутый предохранитель… – а тело корчится в спазме, как будто уже обожжено сокрытым в стальной скорлупе огнем.
Разрыв. Осколки забарабанили по броне – неприятный царапающий звук – и по стене, к которой прижался Дирк. На него осело целое облако пыли, деревянной трухи и грязи. Как и многие ветераны окопной войны, Дирк рефлекторно открывал рот, чтоб ударная волна не разорвала барабанные перепонки, и теперь на зубах хрустела всякая дрянь, которую толком даже не выплюнуть. Особенно неудобно, когда твои слюнные железы почти не функционируют и во рту сухо, как в старом колодце. Рядом с ним шлепнулась фляга, забытая кем-то на бруствере и принявшая в себя несколько осколков. Неровные треугольные отверстия в ней служили хорошим напоминанием о том, что могло бы стать с его собственной головой, действуй Дирк хоть немногим медленнее.
– Гранаты к бою! – крикнул Дирк и сам метнул гранату по высокой дуге, надеясь, что «колотушка» перелетит через препятствие и упадет в смежную траншею. – Не дайте этим недоноскам прижать нас к земле!
Французские гранаты Лемона имели достаточно слабое осколочное действие, но в условиях окопной войны это доставляло больше проблем их противникам, чем самим французам, осколки летели недалеко, но кучно и зачастую способны были найти слабое место даже в толстых доспехах «висельников».
Штейн высунулся в проход и тотчас дернулся, резко, как от удара электрическим током; дважды что-то громко лязгнуло, и в его наплечнике появилась маленькая вмятина, а в районе правой стороны груди – мятая неровная дыра размером с палец. Кажется, он ее даже не заметил. Приподнял «Льюис» одной рукой и выпустил длинную очередь, усеяв грязь под ногами россыпью дымящихся гильз. Он еще вспомнит недобрым словом французов, когда будет снимать свой доспех и обнаружит, что половина ребер торчит в разные стороны, как булавки из подушечки.
То, что штаб «висельники» нашли, было ясно даже без схемы. Французы, которые ждали их здесь, отличались необычайной яростью и не сдавали без боя ни шага, сражаясь то ли с безумной отвагой, то ли с отчаяньем обреченных. Кажется, это опять были гренадеры – Дирк так толком и не разобрал в грохоте и дыму. Его отряд нагрянул внезапно, выйдя обороняющимся во фланг, но те быстро сориентировались и обрушили на «висельников» столько огня, что Дирк счел за лучшее не форсировать наступление. Кто бы ни оборонял штаб, эти ребята понимают, что отступать им некуда, и биться будут, как живые мертвецы, до тех пор, пока головы на плечах.
– De retour à la porcherie, sales Boches! – крикнул кто-то басом, и Дирк в очередной раз подумал, какой же уродливый и неприятный для человеческого уха этот французский язык, все слова которого как будто разбиты вдребезги и хаотично склеены.
– Что он там несет? – поинтересовался он, прижимаясь спиной к стене.
– Грязные боши… Убирайтесь… кажется, что-то про свинарник, – подумав, сообщил Юльке.
– Ладно, в любом случае это не было похоже на просьбу о капитуляции…
– Их мамаши еще запросят капитуляцию, когда фронтовой бордель…
– Лезут! – вдруг крикнул Штейн, прячась обратно вместе с пулеметом. – Готовьтесь!
Самое глупое слово – «готовьтесь». Когда ты здесь, ты всегда готов к тому, что очередная пуля, срикошетив от стены, снесет тебе половину головы. Или очередной француз вдруг окажется более ловким, чем тебе представлялось, и всадит в горло свой нож. К чему совершенно точно нельзя быть готовым, так это к тому, что когда-нибудь это кончится. И, перехватывая свой молот обеими руками, Дирк ощутил это совершенно отчетливо. Вся его жизнь пройдет здесь, и никакой другой за ней уже не будет. Ни для него и ни для ребят из Чумного Легиона.
Услышав треск досок под чужим сапогом, Дирк перенес вес тела на левую ногу и, помедлив на всякий случай еще полсекунды, с силой отправил молот в сторону прохода. Расчет оказался верен, первый же француз, пытавшийся проскочить в траншею, угодил головой под удар стального бойка и, зашатавшись, отвалился в сторону, как отрезанный от хлеба ломоть.
