Как три размытых зыбких тени бросаются на самого Макарова, а он стоит между ними — огромный как скала, грозный как медведь, а глаза его пылают и этот огонь выжигает изнутри…
Как…
17
Ветер все не успокаивался. Здесь он чувствовал себя полновластным хозяином, шурша между балками и поднимая с земли мелкий строительный мусор. Клочки упаковки, остатки веревок, бумажные листы. Все то, что уже никогда не пригодится человеку, все забытое, брошенное и предоставленное самому себе. Ветер уничтожал ненужные вещи, рассеивал их, угрюмо бормоча в железных трубах и заставляя гнуться заросли пожелтевшей хилой травы. Несмотря на поднявшееся солнце, крохотное, размером не больше пуговицы, теплее не становилось.
Маадэр прикрыл воротником плаща подбородок. Если не считать ветра, все было тихо. Неподвижные тела казались частью строительного мусора, забытыми здесь много лет назад свертками и мешками, до которых никому нет дела. Маадэр переступал через них, вглядываясь в лица и держа пальцы на спусковой скобе дробовика. Мелким хищникам свойственна осторожность. Именно потому они зачастую выживают там, где более крупные ломают себе шеи.
Но добивать никого не потребовалось, ни одна из распластанных на земле фигур не подавала признаков жизни. Ни дыхания, ни движения, лишь полы плащей монотонно колыхались под порывами ветра.
Маадэр забросил дробовик на плечо и достал сигареты, но прикурить не успел. Сперва ему показалось, что он слышит тихий скрежет жести — возможно, это проржавевшие насквозь металлические листы царапали землю. Прислушавшись, он понял, что ошибся. Металл не может издавать таких звуков. Ему пришлось присмотреться к одной из фигур, той, что лежала с краю, почти на границе площадки. Присмотревшись, Маадэр усмехнулся и спрятал обратно сигареты.
Макаров улыбался.
Из носа и рта его текла кровь, густая, пропитавшая половину лица и бороду, но глаза все еще были открыты. Точнее, один уцелевший глаз. Начальник службы безопасности «РосХима» лежал на земле, в окружении трех тел в строгих черных костюмах, изломанных, точно картонные фигурки, согнутые под неестественным углами. Даже сейчас, умирая, с клекотом втягивая воздух в пробитые легкие, он выделялся среди окружающих.
Макаров улыбался. Он провел хороший бой и он был доволен.
Маадэр тоже усмехнулся ему. Говорить что-то не хотелось, да в словах и не было нужды. Он неспешно подошел к распростертому телу и направил ствол дробовика ему в лицо. Некрасивое оружие — дробовик. Грубое, неаккуратное, примитивное. Макаров несколько секунд смотрел ему в дуло, потом прикрыл единственный глаз и пробормотал:
— Кхр… кхх… Давай. Давай, Ку… кхххх…
— Извините, — зачем-то сказал Маадэр. Хотя виноватым себя не считал.
Он чувствовал себя отлично.
Макаров попытался кивнуть, но не смог. Сквозь губы скользили густые кровавые сгустки.
— Гх… Гадкая планета… Здесь нет жизни человеку… Мерзко тут… А хотел ведь… Так хотел… Ежевика… Давай, Куница.
Он посмотрел на Маадэра, потом на небо, и закрыл глаз.
— Прощайте, — просто сказал Этельберд Йенц по прозвищу Куница.
18
«Тебя будут искать».
— Еще бы будут, — пробормотал Маадэр в воротник, — И «РосХим» и «Чимико». Возможно, и прочие. Много прочих. Частные детективы, наемные убийцы, другие мерценарии. Может, даже жандармы. Черт побери, может появятся даже ребята из Конторы… В общем, в самом скором времени я стану самой популярной фигурой на Пасифе.
Он наконец нашел то, что искал — неприметное заброшенное здание на углу улицы. Давным-давно лишившееся оконных стекол, покосившееся, оплывшее и безнадежно заброшенное, оно напоминало исконного обитателя этой планеты. Маадэру оно подходило.
«Не думаю, что тебе понравится эта популярность. За твою голову объявят награду».
— Зато я стал богаче на тридцать тысяч. И приобрел чувство глубокого морального удовлетворения, — Маадэр скользнул внутрь и, убедившись, что никого нет, поставил на пол контейнер. Из кармана плаща он осторожно достал маленькую капсулу, наполненную густой вязкой жидкостью с алым отливом, — Что это, если не торжество над извечными законами природы? Маленький хищник умудрился положить двух крупных матерых зверей.
«Ты дурак, — буркнул Вурм, — Ты даже не прищемил их хвосты. И „Чимико“ и „РосХим“ — огромные транс-национальные корпорации с миллионами служащих. Потери, которые ты им причинил, не изменят и на половину миллиметра функциональные графики их квартального роста. Ты всего лишь ужалил их, заставил разозлиться. Но не нанес непоправимого вреда. И они сделают все, чтоб найти тебя, Маадэр».
Маадэр пожал плечами.
— Корпорации сродни гидрам. Они необычайно живучи. Но я недостаточно глуп, чтоб ставить себе целью с ними бороться. Я хочу только выжить. А для этого мне придется покинуть Пасифе.
«Опять бегство? Куда теперь?»
Маадэр пожал плечами и пристально посмотрел на склянку. Больше всего его сейчас волновало, что у купленного с рук шань-си подозрительный оттенок, возможно, он отдал сотню за паршивый контрабандный товар, от которого потом будет раскалываться голова и мучительно болеть горло.
Он привык думать только о том, что важно в текущую минуту, предпочитая никогда не заглядывать в будущее. Океан велик, в нем много течений, всегда можно уйти на дно, куда не проникают лучи солнца и где все кажется грозным и загадочным или подняться к самой поверхности, где шныряют юркие стайки ничего не подозревающих рыбешек. Он знал только то, что пока существует океан, пусть и заключенный в стеклянные стенки, в нем всегда найдется занятие и кров для того, кто достаточно мал, быстр и ловок.
У шань-си был приятный вкус, Маадэр капнул три капли на язык, спрятал склянку и прикрыл глаза.
— У меня есть деньги, — пробормотал он, ощущая накатывающие волны блаженства, предвещающие настоящую эйфорию, — у меня есть свобода. Может, вернусь на Юпитер, там осталось порядочно моих знакомых. Или переберусь на Ио. Чем черт не шутит, может останусь здесь… Не хочу загадывать.
«Ты плохо кончишь, хозяин. Нельзя всю жизнь делать что-то подобное и думать, что тебе всегда будет везти».
— Наверно, ты прав… — Маадэр чувствовал, как в теле прорастают, переплетаясь, серебряные струны, а мир вокруг расслаивается на пестрые ворсинки таких цветов, которых не существует во Вселенной. Ветер уже не был неприятен, он нес в себе мелодию, настолько чарующую, что жизнь замирала, чтоб услышать ее, а воздух становился прозрачным и кристально-чистым. Маадэр чувствовал наступление полной эйфории и знал, что она продлится еще достаточно долго.
Он улыбнулся и прошептал:
— Когда-нибудь я узнаю это… Потом.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СИРЕНЬ ДЛЯ ЮПИТЕРА
1
Мир состоял из черных и красных пятен. Пятна набухали перед глазами, как огромные, насосавшиеся крови, пиявки, пульсировали — и пульсация эта разносилась по телу отвратительным звоном, от которого хотелось стиснуть зубы, но сделать этого было решительно невозможно, все мышцы в теле, включая самые крошечные, расползлись волокнами, словно вареные, отказывались подчиниться.
