«Что это значит?»
— Когда он говорил о том, что меня обложили, он не лгал. Мы оба понимали это. Пасифе лишь кажется большим, как только «РосХим» и «Чимико» возьмутся за меня всерьез, он мгновенно съежится, не оставив мне свободного места.
«Ты сам говорил, что в Девятом есть надежные места, в которых можно пересидеть опасность».
— Такие места стоят хороших денег, — вяло возразил Маадэр, вытирая подошву ботинка о край бордюра, — Ты забываешь о том, что их-то теперь у нас и нет. С тридцатью тысячами, возможно, я мог бы найти подходящее убежище на пару лет, но с пустыми карманами можно прятаться только в помойке. И, как ты знаешь, у меня неподходящая репутация чтобы просить услуги авансом.
«Это верно».
В тесном переулке, негромко переговариваясь, стояли несколько проституток. Похуже тех, что извивались в витринах, но и подешевле. Маадэра окликнули, ему показали кое-что из имевшегося в наличии, ему предложили нескучно провести пару часов, но он молча покачал головой, и повторного предложения не последовало. Учитывая его внешность, ему редко предлагали что-то дважды, по крайней мере, на улицах. Когда случались деньги, Маадэр пользовался подобными услугами, но обращался к специалистам, хоть и стоило это ощутимо дороже. За две сотни рублей внешность теряет свое значение. Молодые мальчики стоили еще дороже, развлечение не на каждый день, но иногда он мог позволить себе и это. Маадэр вздохнул — приятные мысли вели его не в ту сторону.
В соседней подворотне, столпившись и обмениваясь квакающими звуками, похожими на шлепки чего-то мягкого по металлу, беседовали несколько лепров. Лепров можно было узнать по запаху, от которого Маадэра всегда передергивало, по тошнотворному запаху тронутой некрозом плоти, обвисшей на этих отвратительных подобиях человека. Он видел блеск глаз и отсвет на багровой, бесформенно вздувшейся коже лиц, напоминающей одну огромную, сочащуюся влагой, опухоль.
Лепры выползали на улицы ночью, солнечный свет, даже размытый и преломленный ядовитой атмосферой Пасифе, был им невыносим, обжигая ультрафиолетом кожу, и так похожую на один огромный ожог, и причиняя дополнительные страдания. Лепры были несчастными детьми Девятого, гниющими заживо потомками тех, кто испробовал на себе скверный био-софт первого поколения, генетический мусор в получеловеческом обличье. Беспомощные, слабые, отвратительно пахнущие, они собирались небольшими группами в темных закоулках Девятого или в подвалах, где беседовали на своем шлепающем языке, торговали продукцией черной фармакопеи и информацией или сидели, блаженно уставившись гноящимися глазами на звезды, находясь под оглушающей дозой наркотиков.
Утром все они исчезнут, как порождения ада, спугнутые солнцем, оставив после себя то, что обычно оставляет ночь в Девятом — россыпи гильз, осколки ампул, тряпье и бурые потеки на земле, притягивающие деловито жужжащих ленивых мух. Но ночью было их время.
Отсутствие шляпы было досадным — Маадэр то и дело поднимал руку чтобы привычно поправить поля, надвинув их на лицо, но встречал пустоту. Однако пенять ребятам Нидара за то, что они не прихватили и шляпу, было глупо. Кроме того, она наверняка потеряла пристойный вид…
Попрошайка с отвратительной язвой на щеке сунулся было к Маадэру, лепеча что-то заплетающимся языком, но тот предостерегающе выставил ладонь:
— Прочь!
Некоторые попрошайки имели привычку держать под лохмотьями нож или грубо заточенный штырь. Может, поэтому благотворительность в Девятом так и не стала распространенным явлением. Немногим дальше обнаружилась пара молодых уличных охотников — рваные засаленные плащи, черные платки на шеях, напряженные, деланно расслабленные позы. Маадэра они изучали исподтишка, но с явным интересом — он был одет несколько опрятнее обычных обитателей Девятого, но видимо не был похож на ту добычу, которая готова сама поделиться содержимым своих карманов. На всякий случай, подойдя поближе, Маадэр негромко обронил:
— Не советую.
Охотники сделали вид, что не услышали, но сразу поскучнели. Возможно, не стоило их останавливать, подумал Маадэр, не останавливаясь, может, стоило заманить их в переулок и там хорошенько обследовать. Впрочем, опыт подсказывал ему, что добыча в этом случае едва ли будет богаче пары ржавых пистолетов да ветхой одежды, годной разве что на тряпки. Нет, на улицах денег быстро не заработать. А деньги были нужны, хоть какие-то. Деньги открывают двери, закрывают рты и совершают множество других, очень полезных действий.
«Куда мы идем?»
«Не знаю. Кажется, мы просто гуляем, ожидая, пока мне в голову не придет какая-нибудь дельная мысль».
«Долго же нам придется гулять».
«Спрячь свое остроумие поглубже, старый ехидный червь».
Минуту или две Вурм молчал. Потом спросил:
«Ты знаешь, с чего начинать?»
«Для этого мне надо знать, с чем мы имеем дело. Если собираешься охотиться на медведя, нет смысла обшаривать заячьи норы. А я понятия не имею, с чем мы можем столкнуться».
«Не лги мне, — прошипел Вурм откуда-то из темного угла мозга, — Я же знаю, о чем ты думаешь. Ты уже начал строить теории. Расскажи мне».
«Мои теории не стоят кислорода и энергии, которые потребляет мой мозг на их создание. Я не знаю, кто убил Велрода, не знаю, у кого находится эта чертова „Сирень“, не знаю мотивов, причин, обстоятельств…»
«Ты не думаешь, что его убили нарочно, ведь так?»
«Не думаю, — согласился Маадэр, — Велрод был старым опытным хищником, куда более старым и опытным, чем я сам. И куда более жестким, если требовалось. Он бы не позволил какому-то нечистому торгашу или поставщику наркотиков превратить себя в кусок обгоревшего мяса. При всех своих недостатках он был превосходным тактиком и уничтожал любую возможную угрозу еще до того, как та успевала возникнуть. Но профессионалов сплошь и рядом уничтожают дураки. Те, которые действуют вслепую, без четкого плана, полагаясь лишь на слепую удачу и неожиданность, а не множество прогнозируемых факторов. Велрод вполне мог стать жертвой такого дурака. Накануне войны зенитный комплекс раздобыть было не сложнее, чем сейчас ящик контрабандного рома. И чем больше я думаю о судьбе Велрода, тем сильнее склоняюсь к мысли о том, что кто-то наудачу сшиб его скайдер вместе с содержимым. Попросту чтоб полакомиться уцелевшим грузом».
«А ты, кажется, действительно уважал его», — задумчиво произнес Вурм.
«Он научил меня всему, что я знаю. Меня в Конторе прозвали Куницей. Он же всегда был волком. Матерым, опытным волком. Мудрым и кровожадным одновременно. Он бы далеко пошел, Вурм. Возможно, когда-нибудь он мог бы стать руководителем всего юпитерианского отдела. Но судьба уготовила ему другое. Даже если ты быстр, решителен и смертоносен — что толку, если ты висишь на высоте в несколько километров, сжатый в огромном стальном яйце, а снизу к тебе приближается в мантии реактивного выхлопа сама смерть?..»
«Ты пафосен до отвращения».
«Это все шань-си… Итак, я думаю, что это любители. Они сбили скайдер Велрода и, конечно, успели поживиться его остатками до нашего прибытия. Возможно, в их руки попал не весь био-софт, полагаю часть его все же была уничтожена при падении. Но будем исходить из худшего…»
