«Но ты выбрал именно его».
«Наш цветочек относится к редкому типу. На всем Пасифе никто не знает о „Сирени“. Продавать био-софт с неизвестными свойствами, потенциально опасный и с туманным происхождением — гиблое дело. Если по каналам Боберга они получат информацию о том, что кто-то активно интересуется именно „Сиренью“ и желает купить крупную партию — они должны на это клюнуть. Я думаю, они уже имели возможность проверить его — и убедиться в его опасности — это именно та недавняя вспышка заразы, о которой и говорил Нидар. У запретного плода оказался весьма странный вкус. И это повышает наши шансы — они постараются сбыть отраву при первой же возможности».
«Но не бесплатно».
«Полагаю, что нет. Только не спрашивай меня, откуда я собираюсь взять деньги».
«Я благоразумно молчу».
5
Дождь на Пасифе начинается внезапно. Еще секунду назад ночь казалась глухой, душной, пыльной — как плотное старое одеяло, накинутое на невидимую клетку — и вот уже слышен легкий шелест первых капель, который быстро превращается в монотонный перестук. Дождь не освежал — как и все дожди, на которые расщедривалось здешнее небо, он был пронизывающе холодным, состоящим из гибких металлических хлыстов, секущих незащищенную голову и шею наотмашь. И привкус у него тоже был металлический, какой-то медный, искусственный… Этот дождь не воспринимался, как падающая с неба вода, но другого здесь не знали.
Маадэр поежился и попытался втянуть голову в плечи, в очередной раз вспомнив утерянную шляпу.
— Собачья погода… — пробормотал он, — Даже на Ио такого не бывает.
Дождь разогнал почти всех ночных жителей Девятого, оставив только одинокие фигуры, тщетно пытающиеся вжаться в стены, под слабую защиту крыш. Здесь остались только те, для кого ночь была временем работы.
«Советую тоже убраться под крышу, — сказал Вурм равнодушным тоном, — Эта пакость, кажется, разъест даже сталь».
«Что-то серьезное?»
«Немного фонит, большое содержание тяжелых металлов и прочего — не рекомендуется для твоей формы жизни».
«Не смертельно».
«Если не боишься облысеть как колено, а заодно прихватить какое-нибудь славное онко-образование».
«Ну да, тебе же не нужна конкуренция…»
Брести по ночному городу под ледяным дождем было тяжело, Маадэр, чей плащ уже успел промокнуть почти полностью, отыскал относительно сухое место в развалинах какого-то дома и устроился на камне. Дождь на Пасифе может длиться долго. Дольше, чем сама ночь. Маадэр подсчитал оставшиеся в портсигаре сигареты — вышло немного — и закурил.
Отвратительная сырость пробиралась под одежду, заставляла неметь кожу, но просить Вурма понизить чувствительность рецепторов он не стал. Вурму, как и каждому живому организму, требовалось питание. Последний раз он ел часов двадцать назад, а значит, уже был очень голоден. Маадэр чувствовал этот чужой, нечеловеческий голод, который не мог удовлетворить, но ничего не мог с ним поделать. В кармане плаща звенела мелочь, все, что осталось от тридцати тысяч.
«Так и будем сидеть?» — спросил Вурм вяло. Он не умел испытывать человеческих эмоций и не знал апатии, просто голод заставлял его экономить силы.
«Наверно. Вернуться домой мы не можем, сам знаешь».
«Можно рискнуть».
«Это не тот риск, который окупится. Я почти уверен, что меня там ждут. Основные силы „РосХима“, может, еще не успели подтянуться, но я не сомневаюсь в том, что наше логово под наблюдением. Мы не ночевали там уже четыре дня. Соваться сейчас — значит самим лезть в пасть. Это не годится».
«Глупо торчать целую ночью под открытым небом как какому-нибудь бездомному лепру».
«Прочитай мои мысли — у нас нет денег даже для того чтобы снять гнилой угол в ночлежке».
Дождь барабанил по крыше с напором, от которого звенела уцелевшая черепица. Словно тысячи тысяч крошечных, но очень злых насекомых, опустившихся с неба, долбили хитиновыми челюстями в такт, стараясь разворошить, прогрызть, смести те ветхие и уродливые убежища, которые построил когда-то человек. Маадэр курил, глядя себе под ноги, в большую черную лужу, которая волновалась как большая медуза.
Вурм молчал. Точно съежился и заполз в самый дальний и темный уголок в мозгу.
«А помнишь, так ведь когда-то и было, — сказал Маадэр чтоб подбодрить его, — Мы начинали с этого. Сами по себе, бегущие сломя голову, преследуемые на каждом углу, загнанные… Но тогда было гораздо хуже. Ни денег, ни оружия, ни каких-либо планов. Тогда мы были тут чужими. И тоже был дождь… Отвратительный, мерзкий дождь, как и все дожди здесь. Ледяной, пронизывающий насквозь. И мы с тобой шли прямо сквозь него, истощенные, обессиленные, слабые как мокрицы. Пусть судьба не побаловала нас, но в этот раз у нас в запасе осталось больше. Нам надо выдержать всего сутки. Тяжело, но по сравнению с тем, что приходилось испытывать — ерунда. Я залезу в какую-нибудь относительно сухую щель, и ты меня отрубишь часов на пятнадцать. Летаргический сон, а? Ты ведь еще способен на такое? Минимум кислорода, минимум калорий. Нам хватит сил на завтра…»
«А что завтра? — раздраженно перебил его Вурм, — Ты думал об этом? С небес опустится трап, по которому мы поднимемся к сияющим звездам?.. Закончится эта ночь — и начнется еще один день, который надо будет не просто пережить, с ним надо будет бороться… Твоя невидимая погоня еще толком не началась. Ты знаешь, сколько нам потребуется сил? Сколько человек захочет продырявить завтра тебе голову — и сколько раз ты сможешь увернуться?.. Нам придется бежать, прятаться, драться, выжимать из твоего старого трухлявого тела все, на что оно способно… Последние сутки я держался только на химии, мы ведь думали, что достаточно будет вырваться с Пасифе — и все будет закончено. Мне нужна пища, Маадэр. И тепло».
Маадэр не мог не согласиться с этим, но рациональная часть его мозга, функционирующая в любой обстановке, хладнокровно подсказывала — рассчитывать не на что. Профессия мерценария и в лучшие времена не приносила больших денег на разоренной войной и нищетой планете. За контракты приходилось биться, вырывать их из рук таких же мерценариев, как он, но тогда он был сильнее, чем сейчас… Револьвер, шесть патронов, десяток сигарет да горсть мелочи — весь его арсенал.
«Тебя никто не наймет, — сказал Вурм, — У тебя слишком дурная слава, и ты сам об этом знаешь. Твое лицо слишком примелькалось за последнее время. А после того, как объявятся карательные силы „РосХима“, от тебя отвернутся даже те люди, которые прежде готовы были оказывать тебе хоть какие-то услуги. У тебя нет клиентов, нет друзей, нет союзников. Единственные союзники, на которых ты можешь рассчитывать — ублюдки вроде Боберга, но и они терпят тебя только потому, что живой ты пока им выгоднее, чем мертвый. Но долго ли это продлится?»
«Заткнись! — Маадэр отшвырнул окурок, коротко зашипевший где-то в луже, — От твоего нытья мало проку!».
