Они не знали, что такое сопротивление — пребывающие в состоянии перманентного наркотического опьянения клиенты не понимали происходящего и могли улыбаться, глядя, как из них вырезают органы. Жизнь их была не очень долгой — даже подключенные к аппаратам, обеспечивающим нужное давление и поступление кислорода, с сердцем, качающим физраствор вместо крови, через несколько дней они превращались в выгрызенные изнутри оболочки, от которых оставалась лишь кожа и костная ткань.
Впрочем, если клиент попадался из категории ценных, чьи органы можно было сбыть по высокой цене, а покупателя на них не находилось, коллекционеры могли «законсервировать» свой вклад на куда больший срок. Через несколько месяцев полу-растительного существования такие клиенты необратимо теряли человеческий облик.
Маадэр вспомнил, как в начале тридцатых их отделу пришлось вскрывать одну «морозилку» — так на сленге называли убежища коллекционеров, по совместительству являющиеся и складами готовой продукции. Длинное, погруженное в полумрак помещение, в зыбком свете фонарей кажущееся каким-то сюрреалистическим, гротескным полотном Босха. Вдоль стен, как коконы каких-то чудовищных насекомых, покачивались тела, завернутые в прозрачную, удерживающую их на месте, сеть, как в паутину. Из их кожи, казавшейся посеревшей и дряблой, как у стариков, выходили пластиковые трубки, извивающиеся подобно пластиковым виноградным лозам. Маадэр сделал несколько шагов вперед, пытаясь определить, где заканчивается этот страшный склад живого товара, и внезапно выругался. Луч его фонаря бесцельно заплясал по стенам.
— Впервые? — Велрод тогда понимающе кивнул.
— Нет… Видел уже. Но не такие старые.
— Самым свежим тут месяца четыре. Видишь пролежни?.. Коллекционеров редко интересует кожа, они не занимаются ее пересадкой. Слишком дешевый товар.
— Их глаза…
— Я знаю. Кажется, что они на тебя смотрят, да? Двигаются, даже зрачки реагируют… Как будто они просто парализованы, но все чувствуют, видят нас, пытаются попросить о помощи…
— Да, — сказал Маадэр, взяв в себя в руки, — Что-то вроде того.
Велрод потыкал ближайшее тело стволом своего «смит-и-вессона». Без всякой реакции.
— Не обращай внимания. Это уже не люди. Скорее, биологические бурдюки, в которых хитрая машинерия поддерживает подобие жизни. Смотри, как глубоко ствол вминается в тело… Наверняка в этом парне ничего и не осталось кроме желчного пузыря да пары метров кишечника… Для коллекционеров это лишь теплокровные консервы.
Маадэр постарался не смотреть, как Велрод тычет стволом револьвера в рыхлые, но все еще вздымающиеся бока развешанных тел. Даже когда проработал в Конторе несколько лет, есть вещи, на которые не возникает желания смотреть лишний раз.
— Их уже не спасти?
— Этих-то? Ни единого шанса. Они давно разучились самостоятельно дышать или качать кровь, все это делают за них насосы. Они не вырабатывают кровяных клеток, они разучились поддерживать иммунную систему, черт возьми, у многих и костей-то не осталось! Мыслей у них не больше, чем у консервированного лосося. Поганая смерть…
«Маадэр!»
«Что?»
«Мы теряем время».
Маадэр вынырнул из воспоминания, как из мутной, с отвратительным запахом, жижи.
«Потерянное время иногда позволяет не потерять голову. Я думаю, червь».
«Тогда думай быстрее, до рассвета четыре часа».
«В двух кварталах отсюда есть проститутка, которая работает на коллекционеров. Помнишь ее?»
«Да. Но ты не уверен в этом полностью».
«Ей не нужна реклама. Мы можем попробовать».
«Тогда давай попробуем. Я теряю силы с каждым часом, ты знаешь это. А значит, вероятность того, что я смогу тебя вытащить, постоянно уменьшается».
Маадэр знал это. Время — это то, чего всегда не достает.
Дождь казался еще отвратительнее, чем получасом ранее. Он стегал Маадэра своими тяжелыми гудящими плетями, заставляя сутулиться и прятать лицо в насквозь мокром воротнике плаща. Лужи под ногами казались густыми и блестящими, как ртуть, они и выглядели ядовитыми. Колючий ветер пробирался за пазуху и теребил онемевшую от холода кожу, вызывая болезненную неприятную испарину.
Если тебе приходится идти под дождем ночными улицами Девятого — дела твои действительно плохи.
В это время он уже должен был быть на Ганимеде. Легкий ужин в пристойном ресторанчике, бокал хорошего, не местного, вина, таблетка эндорфина, теплая постель… Потом опять космопорт — и уже Марс. Или Венера. Маадэр не любил загадывать заранее. Главное — как можно дальше отсюда. От скверной, отвратительной, затерянной в космосе планеты с названием, которое оставляет на языке привкус чего-то омерзительного и несвежего.
На Марсе и Венере будет не в пример сложнее, он знал это. Нет чистых нормальных документов, нет настоящего имени, даже от оружия придется избавиться. Придется строить с нуля новую жизнь, находить наркотики, менять устоявшиеся привычки, которые в его мире были единственной постоянной вещью. В конце концов, придется менять и профессию — в теплых краях Солнечной системы давным-давно забыли о том, что такое мерценарии.
«Возможно, имя можно будет и оставить, — подумал Маадэр, — Только слегка изменить. К примеру, мсье Мартрэ. Звучит достаточно изящно. И, конечно, этот мсье Мартрэ уже не будет мерценарием, ему нужна будет какая-нибудь другая, более аккуратная и чистая профессия. Лицензия частного детектива, например. Конечно, быстро ее не получить, но имея в кармане тридцать тысяч, можно рассчитывать на успех. Вряд ли на Марсе деньги Консорциума любят меньше, чем на Пасифе…».
«Прибереги свои мечты на другой раз, — грубо прервал его мысли Вурм, — Мы уже пришли».
Мог бы промолчать — Маадэр и сам об этом знал.
6
Он оглянулся, пытаясь обнаружить хоть кого-то, но вокруг был только залитый ледяной водой камень да мертвые провалы окон, обрамленные торчащим в рамах стеклом. Все живое давно спряталось туда, где его не могла достать ядовитая влага, исторгаемая отравленным небом Пасифе.
«Пусто. Никого. Еще одна ошибка, мой верный червь, еще одна…»
«Заткнись. Вон она».
У Вурма не было пальцев, которым он мог бы указать направление, но он никогда и не испытывал в них необходимости. Маадэр почувствовал его мысль как стрелку на невидимом компасе и развернулся в указанном направлении. Сперва он ничего не мог разглядеть, слишком темно было вокруг, но потом Вурм немного повысил чувствительность сетчатки, и он заметил в щели между домами что-то маленькое и шевелящееся, льнущее к камню.
Он хотел подойти, но она успела раньше.
— Кого-то ищете?
Маадэр смерил ее взглядом. Молодая для проститутки, тридцать с небольшим. Лицо ее, вероятно, когда-то было симпатичным, но ветра Девятого обточили его, сделав пугающе худым, костистым. Глаза под набухшими, покрасневшими веками казались двумя испуганными черными насекомыми, бегающими в крохотном, ограниченном прозрачной преградой, пространстве. Платье с глубоким вырезом, не скрывающее острых, как рыбья кость, ключиц, рваные чулки, мокрые, когда-то бывшие каштановыми, волосы… Когда-то она знала лучшие времена. У нее не было привычных черт уроженцев Пасифе, значит, нездешняя, на планете пару лет.
