- Я просто был немного не готов, наверно, - сказал Соломон, откладывая никчемную газету в сторону, - Ну это как… Как сменить прическу, например, или цвет волос. Непривычно и смущает поначалу.
- У нее теперь улыбка и страстность от Виктории Фукс, старик, а это что-то да значит! Мне было бы приятно, встречай меня кто-то после службы с подобным темпераментом.
- Да фильм-то хороший, - с досадой сказал Соломон, - Только я-то не из фильма. Всякий раз, когда Анна изображает эти фирменные приемчики звездной актрисы, мне постоянно кажется, что адресованы они не мне, а какому-то кино-персонажу. Словно я случайно занял чье-то чужое место на экране.
- Поставь себе «Твид, табак и страсть», - предложил Баросса, - Только и всего.
Соломон скривился.
- Чтобы научиться говорить с пафосом «Я давно ждал этого разговора, госпожа Пять, и настроен я тоже очень серьезно!». Умоляю тебя! Каждый раз, когда я видел этого типа на экране, мне казалось, что у него расстройство желудка и гайморит одновременно. Я не хочу уметь говорить подобные глупости! И ладно бы, это было просто лицемерие… Но это, в конце концов, просто отвратительно! Я не хочу быть таким, как этот хлыщ из кинофильма!
Баросса мягко улыбнулся, что было ему не свойственно – его собственная нейро-модель располагала к хищным и хорошо очерченным улыбкам, которые сложно не заметить. Такими улыбками обычно улыбаются акулы.
- Но твоя жена, видимо, хочет. Ну нравится ей этот фильм, так пойди ей навстречу. Не самая ужасная жертва, согласись. Будете идеальной парой.
- Но она – не Виктория Фукс, а я – не Рейт Бади! И мы живем не в кинофильме, - Соломон с раздражением встал и прошелся по комнате, огибая пыльные стеллажи, - К тому же эта сцена жутко искусственна и фальшива! Я не верю, что любящие супруги могут так вести себя друг с другом!
- Кинофильм, не кинофильм… Все вокруг нас условно. Сам же знаешь, после нейро-коррекции тебе покажется, что нет ничего естественнее и приятнее, чем это трогательное единение двух любящих сердец.
Соломон остановился посреди комнаты. Он только сейчас почувствовал, до чего же душно в этой пыльной каморке, где хранятся пожелтевшие документы – слепки с давно умерших и никому не интересных людей. Набрать бы полную грудь воздуха… Рука дернулась к шее, чтобы ослабить галстук, но на полпути вспомнила, что галстука на шее нет.
- Просто если я научусь говорить подобную глупость и, главное, считать ее естественной и нормальной, это будет значить, что эта частичка меня – уже не вполне я. Неужели не понимаешь? Это будет не просто обычная нейро-коррекция. Одно дело – получить вместе с инъекцией в мозг повышенное внимание или смелость или терпение – это контролируемое развитие личности и ничего более – но осознанно давить собственные чувства!..
- О, - брови Бароссы взметнулись вверх двумя косыми парусами, - Кто это говорит? Неужели сам Соломон «Стук Закона» Пять?
- Ай, брось… Не надоело еще, за столько лет?
- У тебя просто хандра на фоне неудачного дела, вот что. Ты устал и выжал сам себя, как белье. Настоящее, не настоящее… Как можно определить, что из ощущаемого нами настоящее, а что нет? Как можно мерить чувства математическими мерками, исчисляя их единицами и нулями? К примеру, в детстве тебя напугал рыжий человек – и ты всю жизнь будешь с опаской относится к рыжим? Истинно ли это чувство?
- Да, - помешкав, сказал Соломон, - Потому что оно природно, дано мне…
- Кем? – прищурился Баросса, - Небом? Великим Макаронным Монстром? Тобой самим?
- Нет. Скорее, обстоятельствами. И еще генами.
- Послушайте его! Поборник природности! Что такое обстоятельства, если не цепь событий? Что такое гены, если не примитивный механизм передачи данных? Человек с самого своего появления только и занимался тем, что подстраивал под себя обстоятельства и ломал гены. Ему не нравилось то обстоятельство, что ночью темно – и он придумал огонь, а затем – электричество. Ему не хотелось болеть наследственными болезнями – и он принимал лекарства, безжалостно подавляя перхающий сквозь столетия голос предков.
- Всегда можно провести линию между исходным и наносным.
- Продолжай в том же духе, и сам не заметишь, как запишешься в секту Природников. Отключишь все нейро-модули и станешь распевать гимны храму человеческого сознания, сидя где-нибудь на обочине шоссе.
- Я никогда не боялся нейро-софта, - твердо сказал Соломон, - Более того, я охотно устанавливал софт, который, как мне казалось, усиливает отдельные стороны моего характера или компенсирует врожденные слабости. Но тут другое. Это не просто необходимая модификация психики, это насильственное замещение одних представлений другими. И не моими, а совершенно чужими. Скажи, только я чувствую себя неуютно, когда думаю об этом?
- Это проблема твоего восприятия, - убежденно сказал Баросса, - Ты так боишься одной-единственной клетки, что не замечаешь миллионов других прутьев, которые окружают тебя сплошь и рядом. Наша личность, каждая ее часть, не дарована нам свыше и не создана нами самими. Каждая наша психологическая черта, каждый паттерн – всего лишь отпечаток обстоятельств и генов на сыром тесте того, что рано или поздно превращается в личность. Тебя напугал рыжий – и всю жизнь ты будешь испытывать безотчетный страх перед рыжими, справедливо ли это? Это ли не клетка? Позволить слепому случаю и бездушной природе определять самую важную вещь, которая существует для человека, его суть? Доверить случайностям и вереницам непредсказуемых событий лепить из человека то, что им заблагорассудится?
- Случайности непредсказуемы, - хмыкнул Соломон, - Они не могут осознанно лепить из человека что бы то ни было.
- Именно. Именно! – Баросса схватил Соломона за рукав и притянул к себе, с такой силой, что тот чуть не упал, - Случайности – это хаос, бессмыслица. Они бомбардируют человека метеоритным дождем непредсказуемых событий, оставляя на поверхности его психики миллионы кратеров сродни тем, что покрывают Луну. Вот почему в прошлом так много было неуравновешенных или откровенно безумных людей. Представь, что станется со статуей, которую лепят двадцать тысяч скульпторов или с пирогом, который готовят миллион поваров. Нагромождение глупых и противоречащих друг другу частей – вот что будет! Нет уж, господин природник, я считаю, что человеку мыслящему позволительно самому решать, что является для него благом.
- Человек мыслящий всегда свободен, - пробормотал Соломон, высвобождаясь из хватки Бароссы и потирая плечо, - А нейро-софт не оставляет свободы. Он просто ложится поверх тебя – и подчиняет твои мысли.
Но Баросса так легко не сдавался. Он вообще никогда не сдавался. Вот и сейчас глаза его полыхнули – точно он готовился выхватить абордажный палаш и с ликующим криком обрушиться на вражескую палубу.
- Только нейро-софт и дает настоящую свободу! Ты всегда можешь сделать выбор, какой модуль ставить и какую модель. Выбор – единственная возможная основа свободы, разве не так? Природа не оставляет тебе выбора. Ты никогда не сможешь стать чувственным, если родился толстокожим, ты никогда не ощутишь подлинный аромат розы, если с рождения не любишь цветов. Природа не дала нам свободы. Нейро-софт – дал.
