В последнюю секунду я рефлекторно открыла глаза. Почему-то показалось обидным умирать с закрытыми глазами, как во сне, даже не видя лица своего убийцы. Открывать глаза было глупо. Трусливое человеческое тело не любит видеть такие вещи. Но я всю свою жизнь делала глупости.
Это должна была стать последней.
Убийца с лицом отца Гидеона почему-то не спешил нанести свой удар. Он зачем-то смотрел на собственную руку, сжавшую отточенный стальной шип, и на его лице было что-то вроде удивления. Но чему можно удивляться, если смотришь на свою руку?..
— Заканчивайте, — бросила я ему. Страх отступил. Сейчас я хотела только чтобы все кончилось побыстрее, — Чего вы ждете, черт возьми? Пасхи?
— Я… Кххх… Что… — он посмотрел на меня и впервые я увидела в его глазах испуг. Самый настоящий испуг. Эти глаза перестали быть бездонными, страх обратил их двумя мелкими лужами с дрожащей мутной водой.
— Очередная уловка? К чему она?
Он попытался что-то сказать, но из его рта донеся только хрип. И даже в этом хрипе был страх и удивление. Как у человека, увидевшего нечто настолько пугающее и невероятное, что отнялся язык. Я присмотрелась и увидела, что губы его подернулись синим, и затвердели, как окостеневший рот утопленника.
Это было странно. Но длилось не очень долго.
Убийца застонал и, неожиданно выронив кинжал, жалобно звякнувший об пол, обхватил себя поперек груди. Все его тело начало мелко дрожать и корчиться в судорогах, похожих на какой-то отвратительный нечеловеческий танец.
— Какого дьявола? — громко спросила я.
Даже последний акт провалившейся пьесы оказался фарсом.
Человек в сутане священника что-то нечленораздельно промычал неподвижным ртом, уставившись на меня перепуганным взглядом. Такой взгляд невозможно подделать — я почувствовала это. При всем актерском искусстве и мастерстве перевоплощения. Такой взгляд может быть только бессознательным — сигнал испуганного и жестоко страдающего тела. С трудом распрямив руку, он зачем-то указал скрюченным дрожащим пальцем на стакан, из которого перед этим пил. Он был пуст, но на стенках виднелись густые багровые потеки.
Ну конечно.
Не в силах побороть себя, я вдруг рассмеялась. Смех прошел волной по всему телу, и это тоже было похоже на конвульсии. Очень неудобно корчиться от смеха, когда не можешь пошевелить и пальцем. Возникает такое ощущение, будто сейчас задохнешься. Но прекратить смеяться я не могла. Это было сильнее меня.
Он смотрел, как я смеюсь, и глаза его делались все больше и больше. Он попытался сделать шаг назад, но ноги уже не слушались его, и это усилие оказалось роковым — он рухнул на колени, как подрубленный. Мелкая дрожь сотрясала его, и руки, скрючившиеся двумя уродливыми птичьими крыльями, уже не могли поднять кинжал. Он был похож на замерзающего заживо человека, стремительно синеющие губы и провалы под глазами усиливали это сходство.
— Аккххх… — проскрежетал он, пытаясь удержать на мне взгляд закатывающихся глаз. Его рот точно был набит толченым стеклом, которое теперь крошилось прямо в глотке, — Аххххррр…
— Плохо быть самым хитрым, — сказала я, наблюдая за тем, как он, мученически гримасничая застывающим лицом, пытался что-то сказать, — Потому что если ты слишком хитрый, то в конце концов можешь обхитрить сам себя. С вами, кажется, случилось что-то в этом роде. Наверно, с моей стороны будет нетактично сказать вам, что вы умираете. Ну да черт меня дери, когда я была тактичной?.. Вы умираете. Дохнете. Околеваете. И, насколько я вижу, этот процесс не вызывает у вас восторга. Смерть не безболезненная, но надежная, вы сказали?.. Хоть в этом вы не солгали. Это все так чертовски нелепо и смешно, что вы не поверите. Что?.. Вы хотите узнать, как это произошло? Ну конечно, вы же любопытны не меньше меня. Вы сказали, что меня погубила глупость и вздорность. Знаете, что погубило вас?
— Ахррхрррр…
— Ваш снобизм. Ваше тщеславие. Помните, я говорила, что изысканное вино многолетней выдержки, собранное с лучших виноградников Империи, наверно мало отличается от грошового, из старых трактирных бочек, и золотом платят за него глупцы, для которых важен не вкус, а цена?.. Это правда. А еще я когда-то говорила, что рано или поздно доберусь до вашего драгоценного «Бароло». Так вот, это тоже правда.
— Вы… Выхррр… — у него почти получилось выдавить из себя что-то членораздельное, и я вежливо ждала, уступив ему слово. Но он опять начал хрипеть, задыхаясь, скрюченные когтями пальцы бессильно царапали горло.
— Ну конечно, вы же догадались. Вы же такой умный. Прошлой ночью, решив, что терять нечего, я приказала Клаудо подменить вино. В вашей драгоценной бутылке, из которой отведал сам граф Нантский, был дешевый херес, по шесть ассов за кварту. Кажется, Его Сиятельство не выказал недовольства, а? Верно, вино пришлось ему вполне по вкусу. А вы только что пропустили за мое здоровье стаканчик славного «Бароло» стопятидесятичетырехлетней выдержки с лучших пьемонтских виноградников. И назвали его отвратительными помоями. Отсутствие вкуса тоже способно убить, господин специалист.
Не в силах больше выдерживать вертикальное положение, он упал на бок. Звук получился гулкий — точно упало что-то твердое вроде большого полена. И сам он выглядел твердым, замерзшим изнутри, словно пролежал в снегу несколько лет. Побледневшая кожа отливала синим. Лицо стянуло в ужасную искаженную маску вроде тех, что бывают обычно на идолах. И только глаза еще жили на этом ужасном подобии лица. Они беспомощно смотрели на меня и были похожи на двух маленьких черных рыбок, замерзающих в мелкой луже.
— Вы, конечно, хотите спросить, отчего же ничего не случилось со мной, хотя я пила это «Бароло» пинтами? Хотите?.. Нет? Ладно, я все еще чувствую себя обязанной удовлетворить ваше любопытство в ответ на вашу любезность. Мой спинной мозг, видимо, слишком сильно поврежден. Ваш нано-агент оказался против него бессилен. Все-таки он рассчитан на обычного человека, без нейро-травм. Я выжила только потому, что я калека. Правда, забавно получилось? Эй! Вы что, оглохли? А? Вам уже не интересно?..
Человек, бывший отцом Гидеоном, не отвечал. Глаза его, смотревшие на меня, были совершенно неподвижны и необычно светлы. Словно замерзли изнутри.
— Ну и черт с вами! Скоро у вас и без меня будет довольно собеседников. Правда, в этих местах будет немного жарковато. Но вы все равно собирались на юг, так что какая разница?..
Я запрокинула голову на подушки. Усталость не исчезла, и приступ смеха, душивший меня несколько минут назад, совершенно истощил последние силы. Я прикрыла глаза. Но я знала, что все равно не смогу сейчас заснуть.
Я взглянула на Ламберта и Бальдульфа, лежащих на своих прежних местах. Как он сказал? Несколько часов?.. Значит, мне придется лежать и ждать их пробуждения? Одной? Без всякой посторонней помощи?
Невыносимо хотелось промочить глотку. Я открыла один глаз. Винные бутылки стояли совсем рядом, я видела их блеск. С таким же успехом они могли стоять на другой стороне земного шара.
