— Охотно, господин капитан.
— Его поймали, этого проходимца. Не у дома отца Гидеона, а немногим дальше, через три квартала или около того. Экономка не растерялась, быстро вызвала по воксу стражу — и мои ребята в округе через минуту уже знали, что случилось. Мне, понятно, о такой мелочи не докладывали, но один из моих принцепсов, толковый малый, быстро отправил погоню наперерез воришке. Двух стражников, как он рассудил, было вполне достаточно. А дальше случилось странно. И глупо. Они встретили его неподалеку от дома священника, он явно пытался скрыться и шнырял как крыса с горящим хвостом. Ребята у меня служат опытные, да вы и сами многих из них натаскивали, Бальдульф, так что осложнений быть не должно было. Они попытались его остановить, только он оказался не совсем обычным воришкой. Вместо того чтоб бросаться на землю, трястись и каяться во всех смертных грехах, он просто ударил одного из стражников в грудь и бросился убегать. Этот удар проломил ему грудину вместе со стальным нагрудником, пробил два ребра и прошел насквозь через легкое.
— Контактный вибро-стилет, — пробормотал Бальдульф, — Имел я дело с такими. Только не думал, что на наших улицах…
— Я тоже об этом подумал. Хотя оружие до сих пор не найдено.
— Стражник жив?
— Вечером был. Лекари говорят, что ему может повезти. На все воля Божья, — Ламберт кратко перекрестился. Я подумала о том, что если бы под это движение угодил человек, вся воля Божья вместе взятая уже не смогла бы собрать из него единое целое.
— Вибро-стилет, — твердо сказал Бальдульф, — Просто выбросил. Спрятал в рукаве и… Обычное дело. Не пойму только, откуда у него такое оружие, которое и мне не по карману, но всякое бывает.
— Тем не менее, оружие не обнаружили.
— Сбросил в канаву и вся недолга. Не голой же рукой нынче нагрудник пробивают, — Бальдульф усмехнулся, — Но ловкий ублюдок.
— Мои люди все еще ищут оружие. Второму стражнику, к слову, удалось задержать беглеца. И то он утверждает, что тот сопротивлялся как сумасшедший, и если бы не подбежавшая подмога, то пиши пропало.
— Расслабились ребята, — огорчился Бальдульф, — Я всегда говорил, коль надо бегунка взять — из «масленки» ему сразу в душу… Какой бы ловкий и прыткий не был, ан кипящее масло желание бегать быстро отобьет. Тут даже самый упорный на землю свалится и завопит. И бери его как хочешь.
Капитан вздохнул.
— Только загадки не разъяснились. Напротив, умножились. Так как дело было вроде мелкое и неспешное, к графскому центенарию для суда его вести не стали, а отвели в каземат при башне и приступили к допросу с принуждением. Спрашивали только, где стилет, которым бил, да где манипул.
— И манипул не нашли? — не удержалась я. Вино обладает свойством развязывать языки, а если уж вопрос крутится на самом его кончике…
— В том и дело, госпожа Альберка. Ни стилета, ни манипула при нем не обнаружили. Одни обноски и только. Вот такой вот воришка уличный… На допросе, кстати, молчал паче рыбы. Ни «да», ни «нет», даже имени своего не назвал. Его спрашивают — где украденное скинул? Может, в канаву сбросил? Или сообщнику передал? А бил чем? Но он молчал. Тогда, не долго думая, прикрутили его к гидравлической дыбе. Серьезный инструмент, самым упрямым языки в два счета развязывает. Но он даже там не заговорил. Заплечных дел мастер мне доложил, что это первый случай в его деле — чтоб человек настолько упрямый был. На части рвался, уже кости трещали, а все равно молчал. Понятно, если бы оно того стоило, но за старый манипул, красная цена которому пара денариев?.. Невероятное упрямство. Так и кончился, на дыбе. Ребята перестарались, должно быть. Разорвали напополам, там и отошел. Молчал до самой смерти. Ну как, Бальдульф, эта история все еще представляется вам слишком простой?
Бальдульф пожевал губами. Слишком простой она ему уже не представлялась.
И этот вечер уже не казался мне скучным.
— Сумасшедший, — сказал он нерешительно, — Вот и ответ. У сумасшедших в голове всякое перемешано. Украл безделушку, бросился наутек, а для чего, к чему — сам не знает. И говорить разучился. Наверно, бывает такое. Бывает, а, Альби?
— Не бывает, — отозвалась я, — Если он был достаточно нормален и хитер чтобы пробраться в дом священника, найти его кабинет и похитить что-то, то вряд ли он сделался совершенно безумен минутой позже. Вы осмотрели улицы? Он мог бросить манипул по пути. Канавы, выгребные ямы, окна…
— Прочесали все насквозь, — заверил Ламберт, — Там три квартала всего. Осмотрели каждый волос на пути. Со сканером искали. Тщетно.
— Значит, был сообщник?
— Значит, был. Сообщник безумного похитителя, крадущего безделушки. Насколько правдоподобно это звучит?
— Не очень, — призналась я, — Можно поверить в одного безумца, помешанного на одежде священников, но не двоих. Его дом уже проверили?
— Нет.
— За целый день? Поразительная нерасторопность, капитан. Ведь он же, конечно, крещен? Что вам стоило просканировать его метку и установить, кто он и где живет?
— Извините, госпожа Альберка. Я оставил одну интересную деталь на самый конец. У него не было метки.
— Не крещен? Плохо.
— Он был крещен. Метка удалена хирургически.
— Ого!
— Это… странно, — выдавил Бальдульф, — На удаление крестной метки идут, как правило, только самые безрассудные душегубы. Убийцы, клятвопреступники, еретики… За такой трюк Церковь награждает Печатью покаяния, вплоть до пятого уровня. Прямая дорога в сервусы вроде нашего остолопа, всю оставшуюся жизнь тарелки прибирать да вино наливать. Так что метку удаляют когда уж совсем пути назад нет.
— Именно. Если он был опасным преступником, это объясняет, как он ловко пырнул стражника стилетом, но не объясняет, к чему ему красть грошовую вещицу. Я уже поговорил с отцом Гидеоном. Он очень мягкий человек, и произошедшее воспринял с изрядным удивлением. Прежде у него не случалось краж. Я уточнил, нет ли у него каких либо недоброжелателей, но он ответил отказом. И манипул этот был самым что ни на есть обычным, не принадлежавшим какому-нибудь святому или еще что-то в этом роде. Он сам безмерно поражен этой странной кражей. Вот я и подумал, Бальдульф, вы живете здесь куда больше моего и, несомненно, куда лучше разбираетесь в здешней кухне. Может, вы хоть как-то разберетесь в этом странном происшествии и подскажете мне нужную тропу.
Бальдульф был озадачен. Как и я сама.
— В этом городе много ублюдков среди черни, — сказал наконец Бальдульф, — И я знаю почти всех. Безродные убийцы, скупщики органов, портовые шлюхи, ночные разбойники, мелкие воришки, детоубийцы, шантажисты, гробокопатели, кулачные бойцы… Но, во имя придатков Святого Августа, мне даже в голову не приходит, отчего кто-то решил умереть, спасая никчемную тряпку. Это не просто глупо, это не несет никакой выгоды, а именно выгода управляет всеми этими людьми. Они могут сделать что-то чудовищное, нелепое, странное, безумное, но в корне всегда будет выгода, как в корне мандрагоры всегда находится глаз повешенного. Я ничего подобного не видел за всю службу. Бывало, что крали по мелочи, по-дурному, но чтоб молчать до смерти… И крестную метку вырывать… Не было такого. Видимо, или Господь лишил его разума, или он накачался какой-то дрянью из тех, от которых мозговое вещество кипит.
