– Ты говоришь, что поначалу жила то у дедушки, то у тети?
Она положила голову ему на плечо, закрыла глаза, и вдруг те, прежние, ощущения страдающего ребенка вернулись к ней вновь.
– Когда моя тетушка подала иск, все приняло очень некрасивые формы. Налетели репортеры. Они отыскивали меня в школе, врывались к дедушке. Тетя наняла сыщиков, чтобы доказать, будто он не заботился обо мне как следует. Так или иначе, но все было отвратительно. Дедушка решил, что, может быть, мне станет легче, если я немного поживу с тетей. Я ни за что не хотела, чтобы он отправил меня к ней. Мне тогда казалось, что я стала не нужна ему. На самом деле я была единственным, что у него осталось от моей матери. Может быть, он не правильно понял, что лучше для меня, но действовал он, конечно, только из любви ко мне.
И она провела большим пальцем по золотому колечку.
– У моей тети был прекрасный дом на самой богатой улице Джорджтауна. Высокие потолки, камины во всех комнатах, чудесная антикварная мебель и севрский фарфор. У нее была коллекция дорогих фарфоровых куколок и черный дворецкий, которого она называла Лоренс.
Кэйси опять хотела встать. Ей необходимо было двигаться.
– Нет, – Джордан крепко держал ее, – сиди.
Он знал, что если она начнет привычно снимать нервозность движением, то непременно замкнется и увильнет от рассказа. Атак все выльется в разговоры.
– Что же потом?
– Она накупила мне платьев из органди и лаковых туфель и выставляла меня напоказ. Я поступила в частный пансион и стала учиться игре на фортепиано. Это самое несчастное время моей жизни. Чувство потери было еще таким острым, в моей душе зияла страшная пустота и заполнить ее было нечем. Ей нужен был символ – приятное, спокойное, тихое дитя, которое можно одевать, как куколку, и демонстрировать друзьям. Дядя по большей части отсутствовал. Он был довольно добрый человек, наверное, но ему было некогда – дела. Никто из них не мог мне дать того, в чем я нуждалась. Характер мой тетю не устраивал. Я приобрела привычку задавать неприятные вопросы.
Джордан слегка рассмеялся и поцеловал ее в висок.
– Да уж, могу побиться об заклад, что неприятные.
– Она хотела отлить меня по своей форме, а я сопротивлялась. Вот и все. Меня окружали прекрасные вещи, до которых не рекомендовалось дотрагиваться. В дом приходили замечательные люди, но мне не полагалось с ними разговаривать. Только скромные ответы «Да, сэр» или «Нет, мэм», когда ко мне обращались. У меня было такое ощущение, словно меня посадили в клетку.
– Но твоя тетя отказалась от иска.
– Уже через три месяца она поняла, что не сможет жить со мной. Она заявила, что если во мне и есть нечто от Уайетов, то, похоже, только фамилия, и снова отослала меня к дедушке. О! Это было как глоток воздуха для человека, которому не давали дышать.
Джордан хмурым взглядом окинул лужайку. С места, где они сидели, можно было видеть только верхний этаж дома. Нет ли у нее ощущения, что она и здесь как в клетке? Он вспомнил, как она ходила от окна к окну в гостиной. Ему не потребовалось много времени, чтобы осмыслить услышанное.
– Вы с дедушкой, наверное, большие друзья, – пробормотал он.
– Да, он был моим якорем, когда я начала взрослеть, но и ветром в моих парусах.
Она выдернула какую-то травинку и завертела ее в пальцах.
– Он заботливый, интеллигентный человек, способный отстаивать одновременно три точки зрения и во все три верить. Он принимает меня такой, какая я есть, и любит, несмотря ни на что.
Она задумчиво пожевала травинку.
– Ему семьдесят лет, а я не была дома почти год. Через три недели наступит Рождество. Выпадет снег, и кто-нибудь вместо гонорара подарит ему елку. Его пациенты косяком хлынут к нему в дом с приношениями: от хлеба домашней выпечки до виски собственной перегонки.
Кэйси думала об отъезде. Он каким-то образом почувствовал это и неожиданно для самого себя запаниковал. Он смотрел, как луч солнца, пробравшись сквозь листву, позолотил ее волосы. «Нет, еще не сейчас, – подумал Джордан, – не теперь».
– Кэйси, – и он коснулся ее волос. – Я не имею права просить тебя остаться. Но все равно останься.
Она прерывисто вздохнула. «На сколько? – подумала она. – Я должна поехать домой, но прежде надо опомниться от этого наваждения». Она подняла голову и приготовилась сказать то, что следовало сказать.
Джордан не сводил с нее глаз. Они были ясные и умоляющие. Нет, он больше не станет ее просить, не будет настаивать. Да этого и не требовалось. Его молчание, его взгляд были куда красноречивее любых слов.
– Не отпускай меня, – сказала Кэйси и обняла его.
Нет, она его не оставит. Во всяком случае, пока не будет вынуждена это сделать. Сейчас она не могла от него оторваться.
Он поцеловал ее тихо, спокойно, ничего не требуя. Раньше он не был так нежен, раньше не обнимал ее так бережно, словно она могла разбиться от его прикосновения. Нет, бросить его сейчас невозможно. Сейчас Кэйси слушалась только своего сердца. Оно говорило ей: «Останься, останься, останься! Будь с ним, сколько сможешь. Это твой миг счастья – не упусти его».
Поцелуй стал более долгим, проникновенным, расслабляющим волю. Джордан погладил ее по щеке. Ее кожа. Каждый раз прикосновение к ней волновало по-новому. Он почувствовал, как застучала кровь в жилах. Джордан пробормотал ее имя и нашел губами чувствительное местечко там, где шея переходит в плечо. Аромат тела Кэйси действовал на него одуряюще, и они уже жаждали этого ощущения.
О, она способна давать ему так много! Но есть же нечто такое, что и он может ей дать, дать им обоим.
– Кэйси, мне нужно быть в Нью-Йорке в этот уик-энд. Дело в издательстве. – Он не сказал ей, что откладывал поездку уже несколько недель. – Поедем со мной.
– В Нью-Йорк? – она сдвинула брови. – Ты ничего не говорил о том, что намечается поездка.
– Ну это же зависит оттого, как продвигается книга.
И Джордан опять ее поцеловал. Он не хотел, чтобы она его расспрашивала.
– Поедем со мной. Мне хочется некоторое время побыть с тобой. Только вдвоем. Я и ты. Я устал притворяться и прятаться. Я хочу с тобой спать, не беспокоясь, что за стеной – Элисон. Я хочу просыпаться с тобой рядом.
Быть только с ним, вдали от этого дома! Совершенно спокойно и свободно проводить с ним всю ночь напролет! Это же счастье!
– А что будет с Элисон?
– Представь себе, сегодня днем она спросила, нельзя ли ей провести уик-энд у школьной подруги.
Джордан улыбнулся и убрал прядь волос, упавшую Кэйси на щеку.
– Давай примем это как знак судьбы, Кэйси, и воспользуемся им.
– Судьбы… – Улыбка медленно озаряла ее лицо, глаза засияли. – Да, я очень верю в судьбу.
