Он раздраженно покачал головой, досадуя на Марту и ее дочь, а еще на Аманду Крестовски – та повадилась при каждом удобном случае бросаться в участке похабными намеками. Нильссон даже подумал, что между ними что-то есть, и, пихнув его за обедом в бок, осведомился: «Так что, ты окучиваешь кактус?»
Леда выглянула из-за перегородки, держа в одной руке лопаточку, а в другой полотенце.
– Добрый вечер, детектив. Я поставила чайник. – Леда нахмурилась. – Все хорошо?
– Я говорил с доктором Гаррисоном, – ответил Дин, снимая ботинки, а затем куртку. Он внезапно почувствовал горячее желание осадить Леду Стивенсон, возомнившую себя хозяйкой в его квартире. Ведет себя так, будто они действительно встречаются.
Нет, его злость – это идиотское влияние Аманды и Марты.
Дин вдруг с ужасом подумал: а что, если на самом деле он себя пытается осадить? Да, он себя хорошо контролирует, не позволяет себе лишнего, но она расхаживает в его квартире как у себя дома, пугает своим видом и галлюцинациями, интригует. И иногда, когда Дин не замечает или притворяется, что не замечает, она смотрит на него. Оценивает его фигуру, запоминает его профиль, рассматривает вены на руках.
От этого Дину казалось, что он невеста на выданье или какая-нибудь экзотическая скульптура в музее. Однако, как только он оборачивался, Леда всегда была занята своими делами: читала что-то, или готовила, или просто просматривала статьи в интернете.
– И что он сказал? – спросила она, даже не пытаясь скрыть нервозность, отчего Дин ощутил вину и удовлетворение. Ему было неудобно, что она живет здесь, и в то же время он чувствовал, что должен защитить ее. Из-за этих противоречивых ощущений он замялся на мгновение, но затем ответил:
– Сказал, что беспокоиться не о чем. – Судя по виду, Леда ожидала другого ответа, но Дин заметил, что ее плечи расслабились, и продолжил: – Доктор Гаррисон сказал, что направит тебя еще к одному специалисту, однако ты, скорее всего, будешь находиться на амбулаторном лечении. Короче говоря, беспокоиться не о чем.
– Это значит, что я могу вернуться домой, детектив Дин? – с робкой надеждой спросила она. Дин кивнул.
– Да, можешь. Но не сейчас. Ты обещала помочь мне, Леда.
Она поспешно кивнула, опуская взгляд на свои руки.
– Да, детектив Дин, я помню о своем обещании. Что ж. На кухне ужин. Приятного аппетита. Приготовить вам кофе?
– Нет, спасибо. – Дин направился на кухню. – Ты ни разу не поинтересовалась о своей тете, а я, между прочим, говорил с ней.
Леда долго молчала, накрывая на стол, затем, когда перед Дином оказалась полная тарелка супа, ответила:
– Я боюсь. А вдруг?..
– Нет.
– Нет? – Леда изумленно уставилась на него. – Детектив Дин, что вы имеете в виду, говоря «нет»?
– Я не думаю, что твоя тетя убийца.
– Правда? Я видела новости, детектив Дин! – Леда плюхнулась перед ним на стул так внезапно, что чуть не свалилась. Она наклонилась вперед, с испугом вглядываясь его лицо, и горячо зашептала, сложив ладони у груди: – Это Кая Айрленд, как я и говорила. Это она. Глаза убийцы, помните?
– Помню.
– Глаза убийцы, – повторила Леда. – Она спрятала Скалларк в подвале, чтобы ее никто не нашел.
– Но у твоей тети была фата, – осторожно напомнил Дин, делая вид, что поглощен ужином, а не разговором. – Твоя тетя пыталась зарыть на заднем дворе фату, которую сняла с головы Скалларк. Ты понимаешь, о чем я?
Леда приоткрыла рот, собираясь возразить, затем закрыла его.
– Не понимаю, детектив. Если вы не подозреваете мою тетю, то почему задаете все эти странные вопросы? У меня складывается ощущение, что вы хотите задать какие-то другие вопросы. Спрашивайте, – поощрила она.
Дин склонил голову набок, изучающе глядя на Леду. Тонкая шея, ключицы, выпирающие из-под пергаментной кожи. Отросшие волосы закрыли лоб и свисали неровными прядями. Несмотря на несколько мальчишеский вид, он мог описать Леду лишь одним словом: «женственная». Она была женственной. Невыносимо хрупкой и ранимой на вид. И возможно, – нет, Дин был уверен, – этот вид был обманчив.
Он вновь пришел в ужас, поняв, что Леда зацепила внутри него что-то необычное, какие-то незнакомые чувства. Она была интересной и интригующей, но как… как предчувствие боли.
Это то чувство, когда пугаешься до того, как случилось нечто. Потому что тело отозвалось заранее. Леда Стивенсон – послевкусие от лимона. Но между Дином и Ледой, конечно, нет ничего общего. Она просто жертва, и он не должен думать о ней в другом плане. Наверное, он просто впервые за многие годы вновь почувствовал, что несет ответственность за чью-то жизнь. За жизнь постороннего человека. Раньше ему не доводилось испытывать подобное, лишь в детстве к маме. И тогда все закончилось плохо.
– Что? – шепнула Леда, разлепив сухие губы. – Что с вами, детектив?
– Ничего, – ответил он, опомнившись. – Спасибо за ужин, Леда. Ты очень хорошо готовишь. Спасибо. – Он отодвинул тарелку и, подумав секунду-другую, задал вопрос: – Ты помнишь, у тебя собака была в детстве?
– Принц, – с готовностью подтвердила она. – Помню.
– Что с ней случилось, Леда? Ты так и не рассказала.
– С ней ничего не случилось. Принц постарел и умер. Теперь он на небесах. И его больше никто не обижает.
Странный набор слов, решил Дин, но вслух произнес:
– Ты скучаешь?
– Конечно, ведь Принц был моим другом, – с легкостью отозвалась она. – Но я рада, что теперь он в безопасности.
Она вновь повторила эту странную фразу – что ее пес в безопасности.
– В безопасности – это…
– Послушайте, детектив, – перебила она. – Хватит принимать меня за идиотку. Я ведь рассказала, что папа делал с ним, разве нет? Разумеется, я скучаю, но это лучше, чем то, что он переживал каждый день. Принц был слабым. Худым и больным. И его могли пнуть просто потому, что он никудышный противник.
Договорив, Леда отвернулась к окну, в которое заглядывала осенняя ночь. Нескольлко секунд Дин прислушивался к гудению работающего холодильника, затем осторожно спросил:
– Ты думаешь, поэтому тебя избивали девочки в университете?
Леда резко обернулась:
– А вы думаете, нет? Я была слабее их. Я была слабее Майи. Меня кто угодно мог обидеть! Вы видели мое тело, детектив Дин. Меня может обидеть кто угодно!
– Разве ты не устала от этого?
Она замешкалась. Потом медленно, нехотя выдавливая из себя слова, сказала:
– У меня раньше были длинные волосы. Я любила свои волосы. Ухаживала за ними. Они были такого же цвета, как и сейчас: необычного светлого, пепельного. Это мамин цвет волос, и, думаю, отец полюбил ее отчасти именно из-за них. – Она вздохнула и, прочистив горло, с трудом продолжила: – А в выпускном классе кое-кто пригласил меня на школьный бал. Это был мальчик из моей художественной студии. Он был похож на вас, детектив Дин. Такой же высокий и стройный. Только волосы у него были длиннее, чем у вас. И у него была серьга в ухе. – Леда коснулась двумя пальцами мочки правого уха, на секунду вернувшись в прошлое. Дин слушал, не перебивая, и побаивался, что Леда вновь начнет свою каждодневную слезную истерику.
