– Вы все еще не спали, детектив? И вчера вы мало отдохнули, – заметила она любезным тоном. – Недосыпание вредно.
Дин плохо соображал, спина и шея у него затекли.
– Да, – невнятно пробормотал он, покрутив головой.
Сонливость отступила, и вернулись опасения. Кто перед ним сейчас – Леда-жертва или девушка, страдающая от галлюцинаций?
На ней по-прежнему была та же одежда: длинная юбка и свитер, а на ногах – теплые белые носки. Обняв себя руками за худые плечи, Леда приблизилась. Дин на мгновение зацепился взглядом за ее плечи, а затем поднял голову. Подсознательно он боялся увидеть в ее глазницах голубые бесчувственные стеклышки, но встретился с живым взглядом. Ее веки покраснели и припухли, губы были бледными. Дин вспомнил, каким странным голосом произносила Леда предупреждения: только тронь ее, и я убью тебя.
Только тронь. И убью тебя. Похотливый мальчишка.
Дин так долго изучал Леду Стивенсон, стоящую рядом, что она, наверное, подумала, будто он ждет, когда она поцелует его, поэтому молниеносно склонилась и, все еще обнимая себя за плечи, зажмурилась и прильнула к его губам. Дин изумленно застыл, а через секунду все прекратилось: Леда выпрямилась и потрясла головой:
– Простите, детектив Дин! Я не знаю, что на меня нашло! Не знаю! Пожалуйста, простите!
– Успокойся, Леда, – произнес он, поднимаясь из-за стола. – Ничего страшного не случилось. Все в порядке. Это просто реакция.
– Р-реакция? – спросила она, испуганно распахнув доверчивые глаза. Дин кивнул, присев на краешек стола, и таким образом их лица оказались на одном уровне.
– Да. Ты в моем доме, Леда, под моей защитой. Вполне естественно, что ты начнешь что-нибудь чувствовать. Все хорошо.
– Вы не злитесь? – спросила она, и Дин покачал головой.
– Нет, Леда, я не злюсь. Отправляйся спать. Все хорошо.
– Хорошо, – прошептала она, отворачиваясь и неспешно двигаясь в сторону кровати за ширмой. Ее плечи поникли, и Дин пристально наблюдал за ее странной реакцией.
Нет, – решил он, – что-то здесь не так.
– А я смогу завтра увидеть тетю Лауру? – вдруг спросила она, останавливаясь и оборачиваясь.
– Если получится, – уклончиво ответил он.
– Но вы ведь сказали, что не считаете ее виновной, – напомнила она, упрямо вскинув подбородок. – Я помню, как вы это сказали.
– И я помню. Я начинаю сомневаться, – кивнул он, медленно проговаривая каждое слово. На самом деле он сомневался, стоит ли обсуждать это, ведь Леда явно не в себе, но его любопытство было сильнее чувства самосохранения.
– Начинаете сомневаться в том, виновна ли она?
– Я думаю, что ее действительно обвинили не…
– Я же говорила! Я ведь говорила, детектив, что она невиновна! Ее подставили! Это Кая Айрленд! Детектив Дин, я ведь с самого начала предупреждала: это Кая! Я точно права. Она дралась с Майей, она дружила со Сьюзен и Скалларк… Скалларк нашли в ее подвале! Она убила ее, а потом подбросила фату моей тете. Почему вы молчите, детектив?
Леда приблизилась и Дин подумал: ну, сейчас она меня точно схватит, но все равно не отвел взгляда от ее пронзительных глаз.
– Я не думаю, что твою тетю кто-то подставил, – наконец медленно произнес он. – Я думаю, что она защищает кое-кого. Тебя.
* * *
Канун Хеллоуина
«Скалларк думает, что ты принимаешь наркотики», – эти слова не отпускали Аспена остаток вечера, ночи, когда он не сомкнул глаз от тревоги и предчувствия, и утра. Когда он принимал контрастный душ, совершал пробежку, старательно огибая овраг, в котором копошились рабочие в ярких униформах, когда поздоровался с соседками снизу – он постоянно думал о словах Айрленд.
Если бы.
Если бы он мог во всем ей признаться, но Аспен даже не мог взглянуть ей в глаза. Теперь он не видел ее чистого лица с маской невозмутимости, не видел надменной складки губ, не видел испытующих темных глаз. Раньше смотрел, теперь не мог.
Он сказал Айрленд, что они должны выспаться. Но сам сидел над материалами, собранными в обычную бумажную папку. Кая Айрленд, – вывел он на листке, затем яростно разорвал его в клочья. Он отшвырнул от себя папку, и та со стуком упала на кухонный пол, а бумаги с шелестом разлетелись в стороны. Несколько секунд Аспен пристально смотрел на них прожигающим взглядом и, если бы обладал способностями, давно бы испепелил их.
Но это себя он сжигал изнутри; изнурял мыслями, подозрениями. Он пытался переиначить картинку и разбирал ее снова и снова, выводил имя Айрленд на листках и затем сминал, рвал, топтал, откидывая носком домашней тапки, вышвыривал в мусорный пакет.
И ненавидел себя очень долгое время. А в ночь перед Хеллоуином он решил.
Это все еще Кая Айрленд, его лучшая подруга, часть его новой семьи, новой жизни без Киры, без Сьюзен, без матери, без психушки. Его новой жизни, которая будет полной и счастливой.
Он почувствовал себя спокойным, собранным и свободным. Он больше не станет думать о ней плохо. Он совершил эту ошибку однажды, когда вошел в дом Дориана и набросился на нее с обвинениями. Однажды он уже разъяренно схватил ее за воротник, обвинил.
Аспен знал с самого начала: Кая Айрленд ненормальная. Он знал об этом до того, как узнал о Тайной квартире и других странностях. Айрленд ненормальная. Но и он не совсем нормальный.
Аспен завалился на диван в гостиной и нырнул в подушки, спрятав в них лицо. Накрывшись с головой теплым пледом, он приготовился вновь увидеть кукурузное поле, приготовился вдохнуть ночной запах земли.
Утром Аспен услышал голос Киры и тут же навострил уши. Сразу же захотелось вырвать из ее руки мобильный телефон – было очевидно, что Кира с большей радостью съела бы кусок стекла, чем продолжила разговор, значит, звонил отец.
Аспен опять вспомнил документы, скопированные из стола Альмы.
«Ур-род», – подумал он об отце Киры – профессоре Джеймис-Ллойде в твидовом костюме. Дориан тоже его терпеть не мог, но все равно оставался вежливым и спокойным в его обществе. А Аспен даже не старался притворяться и сдерживать рвотные рефлексы. Стоило увидеть дряблые щеки профессора Джеймис-Ллойда, эти отвратительные мешки под глазами и жилку на высоком лбу, как вспоминались немногочисленные ужины в кругу их семьи и презрительные взгляды, от которых кисла еда в тарелке. Виноватые улыбки мамы Киры никогда не умаляли отвращение, которое всем своим видом демонстрировал профессор. Как-то раз Аспен услышал разговор ее родителей на кухне. Мать Киры шепотом упрашивала мужа быть сдержаннее, а профессор в ответ по-змеиному шипел: «Я не собираюсь быть милым с этим выродком, который трахает мою дочь».
Аспен сел на диване и откинул плед в сторону. Кира продолжала что-то бормотать, но до тех пор, пока он не распахнул дверь в спальню. Она подскочила на постели, резко оборачиваясь через плечо. Тут же поспешно пообещала отцу перезвонить позже и отключилась. Аспен глубоко вздохнул.
