Мир продолжал вращаться вокруг будто сумасшедший, сверкая красным, лиловым, синим. Кира в ожидании тоже вращалась, жонглировала его сердцем, крутила на пальцах, прижимала к себе.
Проклятье, хорошо, я сдаюсь!
Он прижался к ней, и она беззвучно скользнула навстречу. Когда их губы встретились, Аспен поцеловал ее нежно, а затем горячо и попытался ничего при этом не чувствовать – мысленно отстраниться от нее, создал стену.
Когда Кира зарылась в его волосы пальцами, он вспомнил, как однажды ночью мчался вслед за ней по заснеженным улицам Старого города, как несколько часов колотил в ее дверь, умолял ее выйти.
Когда Кира приподнялась на носочки, чтобы соединить каждую клетку своего жаждущего тела с его, он вспомнил, как она резала вены в его ванной комнате, как била его кулаками, швыряла в него вещи. И ему удалось ничего не чувствовать.
Он сдался, но все равно победил.
Кира опустилась на пятки и отстранилась, глубоко вздыхая. Она не казалась счастливой, она не казалась удовлетворенной; она выглядела так, будто Аспен ее использовал, жестоко обманул, надругался.
«Я не собираюсь быть милым с этим выродком, который трахает мою дочь».
У него мурашки побежали по коже, стоило вспомнить утренний разговор с ее отцом.
– Я не могу, – произнес он, глядя в ее глаза, в которых сквозило обвинение. Кира нахмурилась, будто не слышала сквозь музыку его слов. Аспен наклонился и отчетливее произнес ей на ухо: – Я не могу, пока ты не станешь свободной от своего отца.
Эта фраза все изменила. Слова Аспена не были обидными – он высказал правду, глядя Кире прямо в глаза; нежно провел ладонями по ее плечам, делясь с ее замерзшей кожей своим теплом, снял с нее маску и стянул свою, чтобы Кира видела его лицо. Чтобы видела, что уже второй раз за день он стал прежним парнем из ее прошлого – ее лучшим другом, страстным возлюбленным, преданным защитником.
Но он всегда пытался идти к ней навстречу, а Кира всегда отстранялась и пряталась. И сейчас она тоже отстранилась, недоверчиво вглядываясь в морщинку между его широких бровей, в гладковыбритые щеки, в упрямую складку губ, в которых читалось сочувствие и желание поддержать.
Она не хотела быть с ним четыре года назад, потому что чувствовала себя грязной, больной. А сейчас вдруг поняла, что Аспен все выяснил. Самые постыдные вещи, самые уродливые секреты, те, которые она пыталась скрыть.
Ничего он не знал.
Просто пытался починить сломанную вещь, вправить вывихнутый сустав, залатать кровоточащую рану – сделать хоть что-то. Но он не мог очутиться в голове Киры. Если бы мог, но нет.
Она вырвалась из его рук, разбив стеклянный пузырь, в котором они танцевали, отделенные от другого мира. Аспен хотел последовать за ней, но вдруг увидел кого-то, кого не ожидал увидеть здесь и сейчас.
Сегодня.
Она вплыла в зал через секунду после исчезновения Киры совсем другой походкой, в длинном платье, отливающем серебром. Следом за ней тянулся сверкающий шлейф. Она была похожа на Снежную королеву, полностью закутанную в белые одежды – все в ткани: и плечи, и шея, и спина, и грудь; и в ее фигуре было что-то притягательное и необычное. Помимо того, что это была Леда Стивенсон.
Аспен бы ни с кем не спутал ее высокие открытые скулы с естественным румянцем, ровный нос и пухлые бледные губы. Ее белые волосы были зачесаны назад, в мочках ушей сверкали камни. Но Аспен сморгнул. И видение не исчезло. Леда Стивенсон по-прежнему была здесь, растерянно оглядывалась, словно не могла понять, что именно делает в этой часовне, в этом зале. Ее пальцы, выглядывающие из-под длинных серебряных рукавов, скользнули по бедрам – проверяла, настоящая ли ткань, не мерещится ли.
Аспен на мгновение позабыл о Кире и ее боли и направился к Леде Стивенсон, пропустившей мимо себя двух девушек в расшитых сверкающими стразами костюмах. Он видел, что девушки заинтересовались вновь прибывшей, и заторопился, минуя танцующие пары, группы ребят со стаканами и в масках.
Леда шагнула вперед, но столкнулась с Аспеном. Его грудь вздымалась, а из горла вырвался изумленный хрип:
– Леда?
Она удивленно подняла голову и присмотрелась:
– Аспен?
– Что ты здесь делаешь? – спросил он без обиняков, приблизившись к ней еще на шаг. Он почему-то не хотел, чтобы Леду кто-то увидел и признал. Кто-то вроде Каи Айрленд, которая топталась у окна в наряде Невесты Трупа.
– Мне пришло приглашение на маскарадный бал, – объяснила Леда, чуть улыбнувшись. – Тетя привезла меня.
Вот как?
Аспен прочистил горло и ненавязчиво подступил к ней чуть ближе.
– Так значит, ты здесь одна?
Она рассеянно кивнула, с интересом оглядывая зал. Он тоже посмотрел по сторонам и понял, что Леду может интересовать что угодно, вплоть до колеса, истекающего парафином над их головами.
– Да, я здесь одна.
– А ты можешь сходить со мной в одно место? – спросил он, нервно облизнув губы, и понял, что прозвучал подозрительно, а может, даже похотливо, когда Леда перестала осматривать убранство часовни и уставилась на него.
Аспен сглотнул, переступив с ноги на ногу, и попытался объясниться:
– У меня есть кое-что… я хочу тебе что-то показать.
– Ты шутишь? – Леда приобняла себя одной рукой, будто устыдилась, что сумела привлечь чужие взгляды, и Аспен оглянулся, но на них по-прежнему никто не обращал внимания.
– Леда…
– Аспен, я никуда с тобой не пойду, – сказала она и торопливо добавила с каким-то нервным смешком: – И точно не пойду к тебе домой. О тебе всякое говорят.
О тебе тоже, – хотелось сказать, но Леда добавила чуть тише, так, что он едва расслышал сквозь музыку:
– Тут же маньяк где-то.
Аспен почувствовал, как его плечи опали от разочарования и удивления. Он знал: если он придет домой к Стивенсонам, мисс Дюваль его не впустит и племянницу не позовет. Возможно, сейчас выпал единственный шанс откровенно с ней поговорить.
– Хорошо, – Аспен рассеянно коснулся ее плеча, но Леда даже не вздрогнула – лишь радушно улыбнулась, будто помогла ему со сложной задачей. – Ты ведь никуда не уйдешь отсюда? – Она покачала головой, и Аспен поспешно кивнул. – Тогда хорошо. Я скоро вернусь. Хочу показать тебе кое-что.
– Я буду тебя ждать, – пообещала она, поворачиваясь вслед за Аспеном, когда он быстро вышел через двойные двери в холл. Длинные ноги, затянутые в черные отутюженные штаны, рассекали потоки прохладного воздуха, клубящегося по полу – часовню власти Эттон-Крика так полностью и не восстановили: тут и там виднелись щели, по каменным плитам, повинуясь порывам ветра, прыгала снежная крупа.
Накинув на плечи пальто, Аспен швырнул маску в карман, достал ключи от автомобиля и мобильный телефон, чтобы предупредить Айрленд, что вернется до двенадцати. Сейчас… сейчас есть кое-что не менее важное. Возможно, от этого разговора с Ледой Стивенсон и зависят судьбы жителей Эттон-Крика.
