Я не успела понять, пошутил ли доктор Арнетт, потому что он отвернулся и направился к лифтам. Скорее всего, он руководствовался своим любимым принципом «в каждой шутке есть доля правды», и мне действительно стоит опасаться профессора Джеймис-Ллойда.
Я помедлила, а затем окликнула доктора и, когда он остановился, приблизилась к нему быстрым шагом.
– Кстати, вы не встречали Дориана? Прошло несколько дней, но я по-прежнему не могу с ним связаться.
Я утаила, что первые три дня самолично игнорировала его звонки.
Доктор Арнетт призадумался.
– О. Ну, он в пятницу провел у второкурсников лекцию в Институте, а затем ушел на больничный, сказав, что ему нездоровится. А лучше, Кая, спроси у Крэйга – он точно должен знать о том, что происходит с его руководителем.
Как странно… Дориан никак не мог заболеть… Куда он подевался? Мне стало страшно, что с Дорианом что-то случилось. Вдруг он навсегда ушел в другой мир? Вдруг Ной окончательно его забрал?
На лестничной клетке пятого этажа я вновь позвонила дядюшке-профессору, а затем, глянув вверх, увидела худощавую фигуру Киры, притулившуюся у плетеной кадки с цветком на длинном стебле. Этот цветок, стоящий у двери в палату Аспена, вдруг зацвел крошечными синими цветочками, но все равно оставался, по моему мнению, таким же уродливым, как и прежде. Кира показалась мне такой же болезненной на вид, как и этот цветок. На ней опять был свитер Аспена, на этот раз темно-бордовый с широкой резинкой и треугольным вырезом, и черные уже знакомые мне джинсы. В ее лице ничего не изменилось, даже когда она заметила меня. Я тоже проигнорировала ее и, поднявшись на площадку и поравнявшись с запертой в палату дверью, поняла, почему она находилась в коридоре, а не с Аспеном. Из палаты доносились раздраженные голоса Патриции и Альмы – они спорили о предстоящей свадьбе, срываясь на крик.
Когда речь зашла о ребенке, мы с Кирой переглянулись, и я негромко спросила:
– Что происходит?
– А ты не слышишь? Решают судьбу Аспена, будто он цирковое животное. – В ее взгляде проскользнул плохо скрытый интерес, и она нехотя спросила: – А ты как?.. После моего отца…
Я прислушалась к голосам из палаты (они становились громче и агрессивнее) и задала себе вопрос: Кира вышла, потому что не хотела слушать о нашей с Аспеном свадьбе или ее выгнали?
– Послушай… – Она неловко переступила с ноги на ногу. – Нам надо поговорить.
– Мама, ну как ты не понимаешь?! – доносилось из-за закрытой двери. – Мы ничего не знаем! Может, Аспен и не собирался жениться!
– Давай позже? – предложила я, на самом деле надеясь, что энтузиазм Киры поутихнет и она решит не возобновлять разговор, ведь если она тоже станет говорить о своем отце, я не буду так снисходительна, как с доктором Арнеттом. Услышав характерный хруст бьющегося стекла, я толкнула дверь и увидела, как Кира слева от меня беззвучно открыла рот: она явно не собиралась вмешиваться. Стоило мне переступить порог, и крики мгновенно прекратились.
Я знала, что женщины просто удивлены вмешательством, но в голове тут же промелькнули деструктивные мысли. Мне на секунду показалось, что я – черная фигура, несущая смерть. Будто мое спокойное лицо на самом деле умертвляющая людей маска, и они не удивились, а испугались меня. Как если бы я была Неизвестным, убившим свою лучшую подругу Скалларк.
Несмотря на бурю в душе, я ровным тоном поинтересовалась:
– Что здесь происходит? – и боковым зрением увидела, как мимо проскользнула Кира и бочком подкатилась к койке Аспена, притворяясь, будто все время была здесь.
– Кая, милая, – Патриция растянулась в улыбке. Альма, увидев, как быстро переменилось лицо матери, недовольно изогнула брови и поджала ярко-красные губы. Она отвернулась к Аспену, и я увидела, как на ее шее бьется жилка, выдающая раздражение и нетерпимость. Глядя на ее прямую спину, я едва порывисто не спросила, что случилось с Дорианом, но решила, что целесообразнее сначала переговорить с Патрицией и вновь расставить все точки над «i».
– Можно вас на минутку?
Патриция нахмурилась и, бросив злой взгляд на дочь, кивнула мне:
– Да, дорогая.
Мне показалось, что она специально любезничает со мной перед Кирой, но, как и ей, так и мне, было плевать. Я вышла из палаты и сделала несколько шагов в сторону лестницы. Патриция последовала за мной, что-то бурча себе под нос, но бурчание тут же прекратилось, когда я остановилась у перил и обернулась к ней.
– Вы больны? – спросила я прямо. – У вас рак?
Конечно, Патриция могла стукнуть меня модной сумочкой, как ранее отметелила Киру. Ее руки явно напряглись, пальцы на сумки побелели. Она широко открыла рот, чтобы с возмущением возразить… Но затем сглотнула. Она не хотела разрывать зрительный контакт, но все равно покосилась по сторонам, боясь, что нас услышат.
– Откуда ты знаешь? Ты смотрела мою медкарту?
– Я не смотрела вашу карту, лишь предположила, исходя из очевидных симптомов. И, кроме того, вы сказали, что у вас нет времени ждать свадьбу. – Она молча сжала зубы, яростно глядя в ответ. От радушия не осталось и следа, но я спокойно продолжила: – Понимаю, вы считаете, что ваша болезнь повлияет на бизнес…
– Давай просто закроем эту тему. Я сама разберусь.
– …Но вы не должны вновь отгораживаться от своих детей. Болезнь – это не недостаток.
– Ты ничего не знаешь! И прекрати шпионить за мной! Лучше повнимательнее присматривай за Аспеном, пока его не отобрала эта вшивая девчонка! Кира абсолютно не подходит моему сыну!
Патриция с бешенством развернулась на своих чудовищно высоких каблуках и, удерживая обеими руками сумку на плече, направилась к лифтам. Несколько секунд поглядев ей вслед, я вернулась в палату.
Кира по-прежнему сидела в изголовье кровати Аспена, а Альма стояла у стены, глядя то на его тело, закутанное в белое одеяло, то на ссутулившуюся Киру. Когда я вошла, она посмотрела на меня и тут же решительно приблизилась.
– Он скоро очнется, Кая? Как думаешь?
Я не стала ей лгать, но и всей правды сказать не могла. Бросив взгляд на Киру, я приглушенно ответила:
– Доктор Сивер, Аспен в норме. Он стабилен, и это уже хорошо.
Это не те слова, которые она хотела услышать. Секунду ее взгляд был взглядом Патриции – упрямым, яростным и даже гневным, когда она хотела возразить. Но затем он потускнел, и, сжав губы, она отвернулась к младшему брату.
Я хотела, чтобы Альма Сивер прекратила так смотреть; так, будто я сказала, что Аспен мертв, что он никогда не выйдет из комы. Но я не могла солгать, что все прекрасно. Не могла притвориться, что все нормально. И хотя хотелось назвать точные сроки, дату, когда ее младший брат очнется, я поинтересовалась:
– Что с Дорианом?
Альма за секунду преобразилась, и, когда резко посмотрела на меня, я увидела неприкрытую злобу в глазах. И она смотрела на меня так подозрительно, что на секунду я решила, что она знает что-нибудь обо мне. Что-то ужасное. Но тут же ее лицо разгладилось, и она, прочистив горло, скороговоркой произнесла:
