– Кая! Очнись! Пожалуйста!
Я открыла глаза, хрипло шепнув:
– Джорджи?..
Вопль прекратился. Она поддержала мою голову ладонями и помогла сесть. Я проморгалась и увидела Киру. Ее лицо было в слезах и кровавых разводах, которые в сумраке напоминали черные пятна.
Мой желудок болезненно сжался, когда в нос ударил неприятный запах, но я, сдавив переносицу пальцами и прикрыв веки, посмотрела в сторону. Окровавленный молоток – орудие убийства. В двух метрах от меня профессор Джеймис-Ллойд лежит на животе – видно лишь подошвы его ботинок, отутюженные брюки и смятый пиджак, и чуть выше – кровавое месиво, которое раньше было его головой.
Страшная и мучительная смерть.
Которая могла и меня только что ожидать, – тут же проскользнула мысль. Я продолжала смотреть на блаженно раскинутые в стороны руки; профессор все еще крепко сжимал пистолет, направленный теперь в стену, а не мне в сердце.
– Кая… Кая…
Я повернулась в сторону Киры, но не смогла открыть левый глаз – ресницы слиплись от крови.
– Кая…
Она подняла руки, чтобы коснуться моих напряженных плеч, но я отстранилась и встала. Я слышала, как шумно Кира всхлипывает и что-то бормочет себе под нос.
Кира убила своего отца, – крутилось и крутилось в голове. – Она убила своего отца. Я видела, как она убила своего отца. Он пытался убить меня. Ее отец пытался убить меня, а Кира убила его, чтобы спасти меня.
Я достала из сумки пачку салфеток и дезинфицирующую жидкость – вечные спутники моего мира, где я в любой момент могу упасть на пол или на асфальт и подхватить заразу. Вспомнив о недавнем приступе, я проверила содержимое карманов и обнаружила, что одной таблетки из контейнера не хватает. Кира дважды спасла мне жизнь.
Я протерла лицо и смогла открыть глаза. Губы стали влажными и безвкусными. Окровавленные салфетки отправились в коробку с мусором.
Я обернулась, чтобы помочь Кире, и вновь наткнулась взглядом на ее отца с окровавленной головой. Кира сидела на прежнем месте и сотрясалась мелкой дрожью, ее волосы, на свету отливающие золотом, легли на лицо плотной вуалью.
Я попыталась вспомнить, что чувствовала к Кире раньше, но не смогла. Кажется, она очень сильно раздражала меня и злила. Вызывала отвратительные, гнусные эмоции. Но я всегда отдавала себе отчет: Кира просто человек, и на нее не стоит даже реагировать. И я так привыкла не реагировать, что теперь не знала, как себя вести и что сказать.
Я открыла рот, чтобы сказать Кире что-нибудь обнадеживающее, но закрыла прежде, чем совершила глупость. Потому что я помню, что чувствовала, когда мне обещали, что все будет хорошо. Мне хотелось вцепиться им в горло и вырвать сонную артерию зубами. Хотелось растолочь их кости, вывернуть руки и ноги, а потом кое-как собрать все назад. И сладким голосом пообещать, что все будет хорошо.
– Кира. – Она подняла голову. Ищущий взгляд – открытая книга. Распахнутая грудная клетка с пульсирующим горячим сердцем. Обнаженное тело. В черных тенях на лице – глазницах – мольба о помощи, а в ее горле – застрявший крик боли и отчаяния.
– Надо вызвать полицию, – отчетливо произнесла я и вздохнула, когда Кира сморгнула крупные слезы. Из ее лица полностью ушла краска, нос опух; она опустила глаза на свои руки, я тоже.
Наверное, думает, сможет ли отмыться от его крови.
Не сможешь, Кира. Теперь ты будешь смотреть в зеркало, но видеть там его лицо. Теперь ты будешь закрывать глаза и вновь видеть его лицо. Будешь одеваться, принимать душ, завтракать, ложиться спать… ты не будешь видеть снов, Кира. Ты будешь видеть его лицо.
Я хотела сказать, что мне жаль, но не смогла произнести этих слов. Да и не была уверена, что Кира хотела их слышать.
Она спасла мне жизнь. Или спасла свою жизнь?.. В любом случае она убила человека. Она убила отца, которого где-то в глубине души продолжала любить. Я не знала, что нужно говорить в этом случае. Если поблагодарю ее за спасение своей жизни, напомню, что для этого она лишила жизни своего отца. Если спрошу, как она, вновь напомню о случившемся. Круг замкнут, и из него не выбраться.
– Это случилось очень давно.
Я прекратила размышления, услышав ее слабый, наполненный слезами голос. Я даже не сразу сообразила, о чем Кира говорит, важно было, что она вообще разговаривает.
Она не поднимала взгляда от ладоней, царапая ногтем кровавую корочку с кончиков пальцев.
– Я тонула в бассейне из-за приступа, и Аспен меня спас. – Теперь я удивилась, услышав имя Аспена. Кира так и не подняла головы, поэтому не видела, как быстро сменяются эмоции в моем взгляде с каждым сказанным ею словом. – Он был моим первым парнем. Он был нежным. Он был заботливым. Он был…
Я пока что не двигалась, стояла, опираясь на стол и стараясь не смотреть Кире за спину, где в кровавой луже покоился ее отец.
– Аспен был… хорошим. – Кира вложила в это слово столько эмоций, что от горечи у меня в горле возник комок. Я вновь попыталась вспомнить, что чувствовала к Кире раньше. Раньше не было так противно, как сейчас. Помню, что я злилась на нее за то, что она мучила моего лучшего друга, мою семью, которой уже нет, мучила меня. Помню, как меня терзало раздражение из-за ее навязчивой ревности и агрессии.
Я помню, что эти чувства когда-то были. Еще тридцать минут назад. Но больше нет.
– Я любила его больше всего на свете. – Кира шмыгнула носом и судорожно вздохнула. Воздух со свистом вырвался сквозь ее сомкнутые губы. Она подняла голову и, зажмурившись, сделала большой вдох. По щекам опять покатились слезы. Кира плакала так часто, что я привыкла видеть ее слезы. Но такой я еще не видела ее никогда. Это не был рефлекс. Это – годы накопленных страданий, годы мучений. Из профессора Джеймис-Ллойда вытекала кровь, из Киры – слезы. Он умер, а она, выдавливая из себя свою историю, оживала.
Я надеялась на то, что Кира оживет.
– Маме нравился Аспен. – Кира фыркнула. Ее глаза сверкали, на щеках разлился лихорадочный румянец. – Он ведь всем нравится. Но не моему отцу. – Она вновь утерла слезы и тем же пугающе легкомысленным тоном продолжила: – Когда отец узнал о… он избил меня. Но потом он… просто сошел с ума…
Я понимала, что нужно немедленно увести отсюда Киру. Пока что она выглядит так, словно забыла о мертвом отце, распростертом на полу в шаге от нее; спряталась в прозрачный вакуум, внутри которого выглядела сонной девочкой со слезящимися глазами. Стоит только нечаянно повернуть голову, и она вернется в реальность.
Я с трудом отцепила окаменевшие пальцы от столешницы и медленно приблизилась к ее изломанной фигуре. Кира вздрогнула, когда я присела перед ней на корточки, и напряглась, будто ожидая удара.
– Кира, ты не виновата. – Она собиралась возразить, но я тяжело опустила руку на ее плечо и сжала пальцы. – Ни в чем, слышишь, абсолютно ни в чем из случившегося нет твоей вины.
