Я отложила телефон на стол и посмотрела на Киру долгим терпеливым взглядом. Пока она молчала, у меня было время о многом подумать. Например, о том, что в больнице в морге на ночную смену остаются Дориан, его помощник Крэйг и еще какой-то парень. Раз Крэйг не разъезжает по городу на «Скорой», а готовит дома поздний ужин, значит, в морге или Дориан, или тот, второй. Я надеялась, что там Дориан – его, в любом случае, можно будет отвлечь и заговорить. А второго парня? Я даже его лица не помню.
Внутри меня родилось противное чувство страха перед провалом, пустило корни, прорастая из желудка тонкими лианами по венам к сердцу и мозгу. Что сказать Дориану (или еще хуже – тому парню), чтобы ненадолго убрался из морга? Как быстро я смогу переместить профессора в камеру? Как скоро обнаружат его труп?
Кира вдруг завалилась на пол, и я напряглась, глядя на нее сверху вниз – ожидала припадка или чего-то в этом духе. Но Кира не двигалась, и я решила, что она потеряла сознание от истощения, однако прислушавшись и уловив ее равномерное дыхание, поняла, что она спит.
Спит где попало, – мелькнула мысль, когда я удивленно выпрямилась, – прямо как я.
– Знаешь, почему ты ненавидишь меня? – вдруг вспомнила я, разглядывая Киру. – Потому что ты такая же, как я. Мы с тобой слишком похожи, и ты это видишь. И когда ты смотришь на меня, Кая, ты видишь себя. Ненавидишь именно себя.
Во сне Кира не похожа на ядовитую змею, выглядывающую из высокой травы, чтобы ужалить. Во сне она – ребенок в мешковатой одежде с темными волосами и бледной кожей.
Мы с ней заперты в этом архиве, будто на какой-то границе, и не можем сдвинуться с места. Потому что шаг в любую сторону – уже провал, проигрыш. И мне, по правде говоря, не хотелось ничего решать. Хотелось сидеть на стуле и не шевелиться. Замереть между этим моментом «до», когда все было как прежде, и «после» – когда все иначе.
Едва я запнулась на этой мысли, как тут же стыдливо покачала головой, напоминая себе, что я никогда не сдаюсь и не сбегаю. Взяв себя в руки, я присела рядом с Кирой на корточки и легонько коснулась ее плеча, позвав по имени.
Она мгновенно проснулась и пришла в себя. Наверное, ее сон не был таким глубоким, как мне показалось сначала – ее взгляд в рассеянном сумраке был осознанным и, хоть лицо было вялым и уставшим, когда она приподнялась на локте, а затем села, голос был решительным и полным сил.
– Ты права, Кая, – произнесла она, глядя на меня в упор. Мое имя, так естественно слетевшее с ее уст, удивило лишь меня, а Кира была сосредоточена на своей дальнейшей речи. – Я не стану гробить из-за него свою жизнь. Если его найдут – я сяду. А если нет, то и думать не буду. Он избивал мою маму и заставлял меня смотреть. Он изнасиловал ее при мне. И за это он не достоин того, чтобы я сожалела!
Убеждает себя в правильности принятого решения, – поняла я, молча слушая и даже взглядом не давая понять, что в ужасе от ее признаний.
– Да, ты права, – громче повторила она, резво поднимаясь на ноги. – Прости за все слова, которые я тебе наговорила.
За остаток ночи мы с ней обмолвились лишь парой фраз. Зачастую говорила лишь я, а она следовала моим указаниям: первой выйти из архива и проверить, нет ли кого в коридоре. Помочь мне закутать тело профессора в белую ткань. К счастью, Кира не закатывала истерик. Не могу представить, что она чувствует, когда касается холодного тела отца, которого сама же и убила. Когда четыре года назад я вышибла из Стивена дух, а затем еще и расчленила, почти ничто из ужасов того времени не осталось в памяти. Я была ребенком. Кира уже взрослая и пережила достаточно ужасов, ей не так-то легко будет забыть этот кошмар.
Мы потащили его через архив к каменной лестнице. С моей стороны ткань была окрашена в темный цвет. Кира то и дело опускала взгляд вниз на пятно, зная, что за ним – голова с мертвыми глазами. Тяжело сглатывала. Я хотела сказать, чтобы она смотрела не на тело, а под ноги, иначе мы все упадем, но молчала – не хотелось ссориться в очередной раз.
У самых дверей Кира вновь выбежала наружу, проверить, нет ли кого в коридоре. Мы с ней заранее договорились, что отвлекать дежурного в морге пойдет она, и Кира без сопротивления согласилась. Даже напротив: она облегченно вздохнула, поняв, что ей не придется тащить тело отца по коридору, прятать его в камеру, возвращаться назад за окровавленным молотком.
Она справилась с задачей легко и просто. Стоя у самых дверей на лестничной площадке, я услышала ее возбужденный голосок: «Я не знаю, почему упала прямо перед тобой. Какое совпадение! Ах, моя лодыжка, – громко охнула она прямо у двери в архив – наверное, это был сигнал специально для меня. – Иван, я никогда и не думала, что ты работаешь здесь, в морге». «Как ты здесь оказалась?», – спросил он в ответ глубоким голосом с мягким тембром. По звуку передвижения было ясно, что Иван поддерживает Киру с больной ногой. Он озабоченно добавил: «Тебя давно не было в университете. Тебе не холодно без свитера-то?». Кира будто опомнилась. Перед тем как выйти из архива, она сняла с себя свитер Аспена и бросила его в коробку с окровавленными салфетками. Теперь Ивану показалось странным, что она разгуливает ночью на минус первом этаже в одной футболке с длинным рукавом.
Когда их голоса стихли, я пихнула тяжелую дверь плечом и с колотящимся сердцем потащила профессора Джеймис-Ллойда по коридору к нужной двери в самом конце. После архива свет казался ослепительно-ярким. Мне чудилось, будто я тащу труп профессора под светом прожекторов и объективами камер, направленных на меня и огромный окровавленный сверток.
Мышцы на моих руках, плечах и спине были напряжены до предела, когда я быстро перебирала ногами, стараясь при этом не воспроизводить слишком много шума.
Если меня увидят, что я скажу? Нет. Лучше не думать об этом.
Ной сможет вытащить меня из тюрьмы? – мозг против воли генерировал план Б.
Я отсекла все мысли, когда вошла в комнату дежурного. На столе стоял ноутбук Ивана, а на нем – какая-то компьютерная игра на паузе. Рядом лежал учебник по биохимии, автором которого был ныне покойный профессор Джеймис-Ллойд. Я на секунду выпрямилась, сдувая с лица растрепанные волосы, затем вновь принялась за работу и потащила профессора в сторону металлической двери с небольшим окошком.
В холодильнике было занято три камеры. В одной из них, судя по документам, был пожилой шестидесятилетний мужчина, во второй – девочка, которую сбила машина прямо на шоссе, ведущем в Эттон-Крик, и в третьем – Скалларк. Я не хотела думать о ней в этом железном ящике на выдвижном секционном столе. Для меня Кэм Скалларк осталась острой на язык девчонкой, которой всегда было что сказать. С ней было легко, потому что Скалларк заполняла весельем мрачные и неловкие паузы, не стремилась маскировать свои чувства и была чуточку странной в своей индивидуальности. В моей памяти она осталась живой. А там, в ящике, лежала мертвая Скалларк.
Я просила Киру, чтобы она ни о чем не беспокоилась. Позже я вернусь в морг и заберу тело ее отца. Захороню в лесу. Или… придумаю что-нибудь. Главное – убрать орудие убийства и забрать тело из больницы. Потому что, если кто-то обнаружит его здесь раньше времени, сузить круг подозреваемых будет проще простого.
