– НЕТ! – рявкнула она, отодвигаясь и вновь вскидывая руку с ножом. – Ты больше не притронешься ко мне. Ты мерзкая тварь!
Он расхохотался, запрокинув голову к потолку. Леду ослепила ярость, его смех – тысячи колючих иголок, воткнувшихся в ее кожу, продырявивших насквозь до сердца. Забыв, кто она, Леда накинулась на отца, опрокинула его на пол и вогнала в грудь нож. Она давила ладонями на рукоять, пока та не дошла до основания.
Зрачки отца расширились, дыхание остановилось.
Повисло спасительное молчание, которое прерывалось всхлипами Леды.
– Папа? – прошептала она, легонько касаясь его плеча. В другой ее руке все еще был зажат нож с окровавленным лезвием. – Папочка?..
Дикий хохот, сорвавшийся с его губ, потряс Леду до глубины души, и она осела на пол, наблюдая, как отец медленно приподнимает голову от кафеля, забрызганного и его и ее кровью.
– Ты же не думала всерьез избавиться от меня, моя сладкая конфетка? – его пожирающий взгляд коснулся ее оголенных плеч и шеи. – Сейчас начнется самое интересное.
– Да, – отозвалась Леда, глядя перед собой. – Сейчас начнется самое интересное.
Зачем она пыталась притворяться, что это ее выбор?
Он не ее. Это выбор ее отца. И даже сейчас, когда она поднесла к своему горлу нож и полоснула по коже, это решение не было ее решением. Из рассеченной шеи на грудь хлынула кровь, где-то в мозгу раздался голос ее отца, но она уже не слышала его. Прежде чем умереть, она успела подумать лишь об одном: нужно было сделать это пятнадцать лет назад, когда еще не было поздно. Когда ее тело было невинным. Когда ее душа не горела в аду.
Нужно было убить себя раньше.
В это же время, когда за окном бушевала гроза и сверкали молнии, Кая Айрленд в городской больнице ни о чем не успела подумать. Она возвращалась из ванной комнаты, где чистила зубы. На ее плече висело темно-синее полотенце для лица, а в руке был зажат чехол с зубной щеткой и пастой.
Ее шаги отдавались эхом от стен, над головой мигал свет – все как обычно. А затем она внезапно остановилась посреди пустынного коридора и выронила чехол. Тот со стуком упал под ноги.
Со стороны могло показаться, что Кая Айрленд удивлена. Она застыла посреди коридора будто статуя, не двигалась и не дышала. Ее глаза стали такими огромными, что до последней капли вобрали внутрь себя черноту спящей больницы.
Снаружи с ее телом ничего не происходило, но внутри – да. Сначала загорелись ноги, затем туловище, руки и голова. Все вспыхнуло огнем, за мгновение пламя выжгло лицо и волосы. От боли Кая Айрленд даже не могла закричать, не могла ступить и шагу. Она просто стояла посреди сумрачного коридора, а затем ее колени подкосились, и она с чудовищным грохотом, ломая разом все кости, рухнула на пол.
Глава IV
Тысяча бессонных ночей
Открыв глаза, Леда Стивенсон увидела незнакомый потолок. Лежала она под тяжелым одеялом черного цвета с темно-бордовыми ромбами. В воздухе присутствовал едва уловимый запах геля для душа и сырости – от балконной двери сквозило, по запотевшему стеклу лениво катились дождевые капли.
Леда с трудом села и совсем не удивилась, обнаружив, что мамино кружевное платье куда-то исчезло, а вместо него появилось широкое, темно-коричневое, в точности мешок из-под картошки. Леда нахмурилась, снова оглядевшись. Одежда – ее, комната – чужая.
Внезапно ее осенило, она догадалась, где находится. Откинув одеяло в сторону, она ступила на прохладный деревянный пол и, поправив платье и пригладив волосы, вышла в проем между ширмой и книжным стеллажом, разделяющими комнату на две части. Она тут же застыла, увидев детектива Дина. Одет он был по-домашнему: в свободную футболку навыпуск и темные спортивные штаны.
Детектив находился в том углу квартиры, который имел честь называться кухней. От основного пространства угол отделялся стойкой и двумя табуретками. Кроме того, здесь уместились буфет, две рабочие тумбочки, плита и небольшой холодильник. Детектив Дин как раз пытался что-то приготовить – Леда услышала его невнятное бормотание:
– Так… курица есть, вода тоже есть… мм… – Он посмотрел куда-то в сторону и вновь произнес: – Лук, петрушка… морковь. Ага, все есть, отлично!
Леда осторожно приблизилась.
– Что вы делаете?
– Господи! – Детектив Дин испуганно обернулся, обронив пачку с солью, и уставился на Леду. Несколько секунд спустя он пробормотал: – Прости. Совсем забыл, что ты в соседней… э-э… комнате. У меня здесь нечасто бывают гости.
Леда бесстрастно спросила:
– Зачем вы это сделали?
– Зачем сделал что? Зачем рассыпал соль?
Он специально насмехается над ней, поняла Леда и нахмурилась.
– Нет, мне все равно, чем вы занимаетесь в своей квартире и сколько соли рассыпаете. Зачем вы вытащили меня из ванны? Зачем вернулись в мой дом и вмешались? Вам не пришло в голову, что раз я была там, значит, я так решила? Зачем притащили меня сюда?
– Ты не оказывала сопротивления. И я сделал это потому, что я… пообещал твоей тете позаботиться о тебе.
– Моя тетя сейчас в вашем участке, она подозревается в преступлениях! – отрезала Леда. – И я очень сомневаюсь в том, что вы решили ей помочь. Вы не похожи на человека, который делает что-то по доброте душевной. Что вам нужно?!
Повисло многозначительное молчание, затем Дин спокойно сказал:
– Нет.
– Нет? – переспросила Леда, чувствуя себя уязвимой. Она ненавидела это – быть не как все, быть белой вороной, быть той, на кого обращали внимание, в кого тыкали пальцем, пинали, издевались. И вот теперь на нее обратил внимание этот странный человек, который теперь чего-то от нее хочет.
– Нет, – мягко подтвердил Дин, глядя ей прямо в глаза, – я ничего от тебя не хочу.
– Вы ничего не должны моей тете, поэтому я не вижу в ваших действиях смысла.
– А я не вижу смысла в этом рецепте для приготовления бульона!
Леду не так-то просто было сбить с толку, она возмущенно повысила голос:
– Почему вы не воспринимаете серьезно мои слова?! Несмотря на сказанное тетей Лаурой, вы не имели права лезть в чужую жизнь!
– Это моя работа, девочка, спасать людей.
– Я не девочка!
Дин тяжело вздохнул, а Леда вдруг увидела за его плечом своего отца и похолодела. Его дорогая импортная рубашка была в крови, из груди все еще торчал нож. Голубые глаза блестели насмешкой. Он кивнул на Дина и улыбнулся Леде, шепнув одними губами, будто детектив мог его услышать:
– Ничего ему не нужно, а? И ты веришь в это, малышка? А ты ведь хочешь его, да? Его тело… – Отец осмотрел нахмурившегося детектива Дина, стоящего к нему спиной, с головы до ног и вынес вердикт: – В отличной форме.
– Что? – смущенно спросил Дин. В этот момент, увидев, как Леда Стивенсон смотрит на него, он впервые засомневался. Нет, он не жалел, что спас ей жизнь; он не жалел, что перевязал ее хрупкие запястья, на которых остались отпечатки его пальцев. Но он пожалел, что привел ее в свою квартиру. Квартирка была его тихой гаванью, никто, кроме покойного детектива Гаррисона, не был у него в гостях. Здесь Дин мог подумать о своей жизни и о том, к каким чертям она катится, о поисках Криттонского Потрошителя, о неизвестном Ангеле Милосердия. Но теперь здесь эта чудачка Леда Стивенсон, которая немножко, самую малость (он бы никогда не признался) наводит на него страх.
