– Значит, из газеты? Вам здесь не рады!
– Берд, погоди…
– Что еще, Лара? Что еще ты предлагаешь делать с этими людьми? Нет, с этими стервятниками, которые вот уже двадцать лет кружат над нашим домом в надежде получить кусок мертвечины!
– БЕРД! Ты ее пугаешь!
– Я ЕЕ ПУГАЮ?! – взревел он. – Я ее пугаю?! Лара, они топчут наш порог изо дня в день, и это я их пугаю?! Да я никогда в жизни…
Что Берд не делал никогда в жизни, Кира уже не слышала – она слетела с крыльца маленьким торнадо и бросилась бежать вниз по улице, молясь, чтобы старики не погнались следом.
Она завернула за угол и позволила себе остановиться и отдышаться, прижимая обе руки к животу. Сокрушенно покачала головой. Нет, они и вправду могли оказаться друзьями Аспена – эти старики такие же чокнутые, как он сам. Она согнулась, упираясь ладонями в колени и продолжая болезненно хватать ртом воздух.
Ее тело все еще сотрясала дрожь – Берд чем-то неуловимо напомнил ей отца, когда тот приходил в ярость. Он всегда сперва начинал кричать. А потом Кира валялась у его ног, рыдая и истекая кровью.
Успокоившись, она направилась вниз по улице. Интересно, почему они так ненавидят репортеров? Мистер Берд говорил о том, что над его домом двадцать лет летают стервятники – о чем шла речь?
В той записке Аспен выделил слово «срочно» жирным шрифтом. Это «срочно» заставило Киру направиться к небольшому магазинчику за стаканом кофе – ей понадобится много времени, сил и терпения. А собственно, для чего? У Киры не было плана, но она почувствовала знакомый огонек любопытства. Это лучше, чем каждодневная боль. Думать о том, что скрывают старики из дома номер тринадцать и как с ними связан Аспен – лучше, чем думать о том, что он, возможно, никогда не откроет глаза и не расскажет об этом.
Со стаканом кофе Кира направилась к набережной. Криттонская река украдкой глядела в ответ из-за высокой травы, клонящейся от ветра к земле, пахнущей дождем. В сумерках река потемнеет, станет угрожающе шуметь у берегов. Кира подождет, когда она станет загадочно-серой, как глаза Аспена. Подождет ночи. А потом что-нибудь придумает.
Что угодно, лишь бы не думать о настоящем.
* * *
8 ноября 2016
Эттон-Крик стоял на ушах, после того как по Сети расползлась чуточку лживая, а где-то правдивая информация о причинах задержания Лауры Дюваль – медсестры из городского госпиталя. Полицию и больницу осадили репортеры, требующие ответов на свои многочисленные вопросы.
Хаос, родившийся вокруг истории, был связан не только с серийными убийствами, которые начались в сентябре. Многие полагали, что у Лауры Дюваль случилось помешательство после гибели сестры Оливы. Доктор Гаррисон позвонил своей жене и на всякий случай попросил ее не выходить из дому. «Детей из школы заберу сам», – кратко бросил он, решив не вдаваться в подробности.
На мгновение его охватило ослепительное чувство дежавю. Двадцать лет назад, когда скончалась Олива Стивенсон, город тоже вспыхнул неистовым безумием. По большей степени шумиху подняла Лаура, примчавшаяся в город и направо-налево утверждавшая, что ее сестру убил Криттонский Потрошитель, когда та пыталась кого-то спасти. Лаура казалась безумной младшей сестрой, сошедшей с ума от горя. Она давала интервью, умоляла жителей города помочь любой информацией…
Из этого ничего не вышло. В медицинском заключении написали, что Олива умерла из-за сердечного приступа. Лаура вопила «Абсурд!» и «Вы все в сговоре!», но у нее не осталось выбора, кроме как сдаться и уехать.
Теперь вся грязь, тухлая вода и отходы, скопившиеся в землях и городских каналах, поднялись на поверхность. Зловоние сбивало местных с ног, дезориентировало. Многие вспомнили кошмар, накрывший Эттон-Крик много лет назад, и, испугавшись, заявили, что «да, Лаура Дюваль действительно смахивает на психопатку-убийцу».
Она сидела в допросной комнате, уронив голову на руки; с виду спала, но на самом деле ее сердце так громко стучало, что грохот мог даже мертвеца поднять из могилы. Этот стук бил Лауру по вискам, отскакивал от стен, гудел в венах. Для нее вдруг прошлое и настоящее сплелись в один крепкий узел. Этот узел дрожал в напряжении, звенел голосами из прошлого.
«Лаура. Послушай. Слушай. Сюда. Спаси мою дочь. Спаси. Мою. Дочь», – Олива говорила твердо, несмотря на то, что голос дрожал. Лаура не могла вставить ни слова. Она только слышала непрекращающееся «Спаси мою дочь. Спаси мою дочь. Спаси мою дочь».
Цепи на ее руках звякнули, когда она выпрямилась и вскинула голову к потолку. Волосы облепили влажные щеки и шею, сбились на затылке в колтуны. Кожа чесалась от соли и пота.
«Спаси мою дочь, Лаура, а я спасу Дэйзи», – сказала Олива двадцать лет назад.
* * *
8 ноября 2016
Когда Келли прогнали Киру, я не слишком удивилась. Если бы она заявилась на порог моей квартиры, я бы тоже ее не пустила. А ведь родители Дэйзи даже не знали о ней то, что знаю я…
Во время беседы выражения их лиц менялись с вежливого на разъяренное, а у миссис Келли еще и чертовски испуганное. Она прижала ладонь к груди, будто боялась, что выскочит сердце, а я, наблюдая из своего укрытия за разыгрывающейся драмой, изогнула бровь: вот так Кира Джеймис-Ллойд и действует на нормальных людей.
Кира испуганно отшатнулась назад, а потом бегом рванула по дороге к реке. После этого я обратила внимание на Келли. Они еще около тридцати секунд стояли на пороге, затем внезапно посмотрели в сторону дерева, за которым стояла я. Миссис Келли испугалась еще сильнее и сделала шаг по ступеням ко мне, но муж удержал ее под локоть и затащил в дом.
Что это сейчас было?
Белоснежная дверь закрылась, и я, чувствуя себя так, будто теперь наблюдают за мной, отделилась от дерева и направилась к своей машине за углом, стараясь не выдать напряжения.
Машина полностью остыла, стекла были влажными и поблескивали в свете тусклого солнца. Я забралась внутрь и тут же закуталась с головы до ног в плед, лежащий на заднем сиденье. Откинула голову, закрыла глаза и принялась ждать.
Когда в последний раз я нормально спала?
Не помню.
Под веками нещадно жгло, голова казалась тяжелой, как шар для боулинга, тело – мягким и вялым, будто чужим. Пока тягучие, как сладкий сироп Ноя, мысли медленно крутились в сознании, я из последних сил дотянулась до мобильного телефона и завела будильник.
А через секунду уже лежала в гробу.
Было холодно и пахло пылью и плесенью. Из деревянной крышки над моим лицом торчали ржавые гвозди. Некоторые были изогнутыми. Я видела сквозь щели в досках пылинки, кружащиеся на свету, крошечную полоску голубого неба и ждала, когда увижу Ноя. Услышу его шаги, его голос, почувствую его дыхание. Но вопреки ожиданиям, его голос раздался слева от меня:
