Возможно, Стивен прочел это в моих глазах, потому что между его бровей залегла морщинка понимания, а взгляд стал более проницательным. Он вздохнул:
– Я совершил тогда ошибку… с Лили. Она была милой девочкой. Красивой. Улыбчивой. Всегда улыбалась мне, посылала сигналы…
Ложь. Все, что он говорит – ложь.
Я сглотнула, переборов желание гневно возразить.
– Она была самой красивой девочкой в вашем классе. – Стивен погладил мои волосы, оставляя на них кровавые следы, затем склонился ниже. С отвращением я заметила, как он прикрыл веки и его ресницы затрепетали. – Я ошибся, – шепнул он, – когда решил, что Лили была самой красивой. Она была фантиком. Яркой оберткой, которую мне хотелось разорвать, посмотреть, что внутри. Внутри ничего не было. Пусто. Я должен был обратить свое внимание на тебя. На твои длинные темные волосы, которые ты собирала в хвост. На серьезный взгляд настоящего солдата, на темные глаза без тени улыбки… Твоя красота является чем-то большим, чем внешность. Я никогда не видел твоей улыбки, но готов спорить, что, когда ты улыбаешься, ты в сотни раз красивее!
Стивен восхищенно отстранился, но его лицо по-прежнему было рядом. Его глаза сияли безумством, были наполнены живым интересом, словно у мальчугана, родители которого вернулись домой с подарками. Его подарок я. Теперь он хочет разорвать меня.
– Ты увидишь мою улыбку только после смерти, – мои первые слова за сегодняшний день. Стивен поцокал языком, не выглядя рассерженным:
– Потому ты мне и нравишься. Ты напоминаешь мне меня самого – тоже не хочешь сдаваться.
Я сосредоточила взгляд на своем бывшем учителе.
– Ты все видишь именно так? – Он непонимающе моргнул. – Ты идешь до конца лишь потому, что не хочешь сдаваться? Лили было пятнадцать лет.
Стивен выпрямился. Перемены в его лице были едва уловимыми, но я все же почувствовала их, потому что знала, что значит этот взгляд. Стивен размышляет над моими словами, после чего ему придется сделать выбор: если он решит, что я говорю правду, он причинит мне боль. Если его мозг отвергнет слова, он засмеется и назовет меня «несообразительной глупышкой». Но Стивен не смеялся.
– За долгой беседой я почти забыл, с какой бессердечной тварью говорю, – протянул он, оценивая меня холодным взглядом. Фаза преображения завершилась, он стал полностью другим. Я с трудом оторвала взгляд от его холодных глаз и посмотрела на то, с какой яростью его пальцы сомкнулись вокруг рукоятки ножа. Представила, как он срезает с моей ноги кусочек кожи.
Куда он ее девает?
На самом деле я не хочу знать. Я где-то слышала, что преступники, такие психопаты, как Стивен Роджерс, даже могут есть своих жертв. Им кажется, что таким образом они впитывают жизненные силы, энергию людей, которых едят.
– Мисс Айрленд, – позвал меня Стивен, легонько встряхнув за плечо. Глаза внезапно обожгло от яркого света лампы над прозекторским столом. Я потеряла сознание? – Мисс Айрленд, тебе больно?
Если скажу «да», он захочет сделать больнее. Если отвечу «нет» – тот же результат.
– Почему молчишь? – Стивен с улыбкой выпрямился. Я повернула голову, не отрывая взгляда от его высокомерного лица с насмешливой улыбкой. – Ты всегда молчишь. Я заметил это еще в школе. Почему? Боишься сказать какую-то глупость? А, нет, знаю. – Стивен делал свои безумные предположения, постукивая пальцами по подбородку. – Каждый раз, когда ты задавала вопрос, твой отец хорошенько выпарывал тебя ремнем, верно? Разве ты не хочешь поговорить с кем-нибудь?
У меня больше не было сил говорить.
Все стало черным.
Все как обычно.
* * *
Эти мучения будут длиться вечно. Я вымоталась и хочу уйти, но не могу бросить Джорджи. Без меня ей конец. Я тоже держусь за нее. Чтобы набраться сил, мысленно дотягиваюсь до нее и сжимаю в крепких объятиях. Говорю ей, что не позволю умереть. Говорю, что она вернется домой невредимой. Лгу ей об этом каждый день.
…
Когда Стивен бросил меня на пол клетки, я с трудом моргнула и вдруг поняла, что моя голова уже на коленях Джорджи. Она нежно убрала окровавленные волосы с моего лица. Поет песню, пытается успокоить и утешить меня. Или себя. Я не слышу слов. Я слышу только равномерный звон, шум крови, текущей по венам. Чувствую запах гниющего сена.
Сколько дней я смогу выдержать?
Когда нас найдут?
Уже нет сил бороться. Джорджи борется, а у меня не хватает духу. Стивен вытряхнул из меня все, что мог. Сколько дней прошло с момента похищения? Сколько дней прошло с тех пор, как он ранил меня впервые?
Справа вдруг раздался скрип: Стивен отпер клетку и поставил на бетонный пол металлический поднос с едой. Он лишь потому кормил нас, что боялся, что мы умрем до того, как он наиграется. По той же причине он зашивал меня и накладывал на раны повязки. Чудовище.
Джорджи пошевелилась и слабым голоском шепнула:
– Кая, ты должна что-нибудь съесть.
Мне повезло, что у меня есть Джорджи – маленький сгусток надежды на лучшее с кудряшками и испуганными глазами. Я согласно кивнула и, прикладывая немыслимые усилия, попыталась сесть. Джорджи, увидев, что я двигаюсь, быстрыми движениями отползла к двери клетки и через секунду уже подтянула ко мне поднос.
Я приказала рукам действовать, но они не шевелились. Приказала энергии направиться в пальцы, чтобы взять плошку с бульоном и сделать глоток. Джорджи будто читает мысли – она взяла плошку и осторожно поднесла к моим губам. Я сделала глоток, прикрыв веки.
Я одновременно хотела и не хотела знать, о чем она думает. Надеюсь, думает, что выберется; что прутья клетки перестанут угрожающе сдавливать пространство. Но думаю, что глядя на меня, на мое испещренное ссадинами лицо, на пропитанный кровью свитер, прилипший к телу, на покалеченную ногу, она уже перестала надеяться. Она не верит, что выживет.
– Выпей, Кая, – прошептала она. Пластмассовые края коснулись моих губ, и я открыла рот. Сделала глоток, с успехом поборов приступ тошноты – бульон вместе с кровью попал в желудок, – и Джорджи тут же забрала посудину из моих пальцев. Она отставила ее на поднос и притянула меня к себе. Обняла меня маленькими ручонками, крепко прижалась.
В моих глазницах вскипели слезы, но я вскинула голову.
Держись, Джорджи. Она больше не задавала вопросов, действовала на автомате. Думаю, она спряталась. Думаю, у Джорджи в голове есть безопасное местечко. Это хорошо. Пусть остается там. Пусть не спрашивает, почему нас все еще не нашли. Пусть не спрашивает, где мама и папа. Пусть молча гладит меня по волосам, слипшимся от пыли, пота и крови. Пусть не плачет. Пусть продолжает смотреть на меня пустыми кукольными глазами.
Потому что, когда она выберется из клетки, она вернется в сознание и будет в безопасности. Ей нужна помощь. Я сделаю все для того, чтобы Джорджи вернулась домой.
