В окно постучал дождь; сначала царапнув стекло двумя каплями, затем резко забарабанил, требуя впустить его в квартиру. Когда образ одинокого здания на пустоши смазался, я забралась под плед и закрыла глаза. Во рту все еще стоял привкус горького шоколада; ноги и руки быстро онемели, веки стали тяжелыми.
Пока есть время, я должна попытаться вытянуть из коробки как можно больше воспоминаний. Доктор Андерсон уже повернула ключ в замочной скважине, единственное, что осталось – распахнуть дверь и перешагнуть порог.
* * *
Весна 2013
– Мне звонил директор. – Вздох отца, появившегося на пороге моей комнаты, звучал как приговор. Я на секунду замешкалась, затем подняла голову и встретилась с ним взглядом в зеркале над письменным столом – настойчивая рекомендация психолога: «Кая должна постоянно видеть себя».
– Я не знала, что ты сегодня приедешь, пап, – ответила я, возвращаясь к книге. Хоть я и пыталась вести себя невозмутимо, спина как по команде выпрямилась, будто вместо позвоночника в тело вогнали арматуру.
– Я не планировал, но позвонили из школы. – Повисло долгое молчание. Я пялилась в книгу, притворяясь что читаю, а отец испытующе наблюдал за мной, давил стальным взглядом, разчарованием в глазах. Не дождавшись объяснений, он сдался первым: – Ты не пришла на экзамены?
– Я была на экзаменах.
– Но ты пропустила два из них. Посмотри на меня.
Я подняла голову.
– Кая… – Нет, только не это. Я обернулась на стуле и сдавила свое дергающееся колено, чтобы отец не заметил, как я нервничаю. – Я не собираюсь тебя наказывать.
– Я знаю.
– Я просто не могу тебя понять, – тихо продолжал отец. Он сел на мою кровать и наклонился вперед. – Помоги мне. Уже прошло четыре месяца, но тебе не стало лучше. Ты не ходишь к психологу. Ты не разрабатываешь свое тело. Ты научилась писать левой рукой, но не ходишь на уроки. Прекратила общаться с друзьями. С Селеной, – тут же исправился он. – Ты больше не общаешься с Селеной.
– Я общаюсь.
– Нет, Кая. Несмотря на то, что меня нет рядом, а я должен быть, здесь есть мама. Твоя мама всегда поблизости.
Я краем глаза заметила, как от распахнутой настежь двери метнулась мамина тень.
– Мама сказала, что ты пропускаешь встречи с психологом. Из-за этого у тебя могут начаться проблемы. А как же твое будущее?
Мое… будущее?
– Ты должна прекратить наказывать себя, – произнес он скованным голосом. И тут я поняла, почему он здесь. Не потому, что ему позвонил директор, а потому что позвонила мама. Она не смогла бы взять на себя роль отца – жесткого и бескомпромиссного, человека, которому я всегда подчиняюсь. Мама бы заревела, даже не договорив «доброе утро, милая».
– Прекрати наказывать себя. – Я тут же опустила голову и заметила, что колено все еще дергается. Сглотнула. Уже неважно, заметит это отец или нет. – Подними глаза. Немедленно.
Я сжала кулаки, но подчинилась.
– Смотри на меня, когда я говорю с тобой. Не под ноги. Не отводи взгляд.
– Я поняла.
– Прекрати себя жалеть. Ты не жертва. Ты моя дочь. Моя сильная дочь. Ты выжила. Ты боролась до последнего за жизнь Джорджи. – Я затаила дыхание, а отец продолжал, не зная, что из-за ее имени внутри меня лопаются органы, заливая все нутро кровью. – Ты не жертва, Кая. Джорджи очень бы расстроилась, увидев тебя такой. Она бы огорчилась, узнав, что шанс, который был тебе дан, ты выкинула в мусор. – Я сжала челюсти. – Ты должна заканчивать. Поднимайся на ноги и иди по тому маршруту, который проложила. Ты хотела выбраться из клетки. Так выберись.
– Я не хотела.
– Что? – он нахмурился, не расслышав мое бормотание. Я облизала пересохшие губы и, глядя на отца в упор, повторила громче:
– Я не хотела выбраться. Я хотела вытащить Джорджи. Она не была виновата.
Отец тяжело вздохнул, и я заметила, что его ладонь сжалась в кулак.
– Ты тоже не виновата. Виноват только он и больше никто. Тебя никто не ругает дома, Кая. Никто не давит на тебя, потому что мы вырастили тебя разумной и смелой. Но ты должна сама перестать на себя давить. Перестань себя ругать.
Я и ему причиняю боль, – поняла я внезапно. Я только на себе сосредоточилась. Только на себе и своей скорби. Я научилась писать левой рукой, но все равно не смогла сдать экзамены, потому что иначе это бы значило, что жизнь продолжается. Я сделала татуировку на месте своего первого шрама, как память о Джорджи, но все равно стараюсь не говорить о ней вслух. Я делаю шаг вперед, чтобы быть сильной, но тут же из-за дикого, животного страха делаю три шага назад.
– Я разочаровала тебя?
На секунду мне показалось, что лицо отца потемнело от эмоций, затем он вновь стал холодным, покачал головой и протянул мне руку. Когда я вложила пальцы в его ладонь, отец крепко сжал ее.
– Ни за что, – твердым голосом произнес он, глядя в мои глаза гипнотическим взглядом. – Никогда в жизни я в тебе не разочаруюсь. Не имеет значения, что ты сделаешь. Ты моя дочь. Если ты споткнешься, я буду рядом и помогу тебе подняться. Если ты сойдешь с дороги, я протяну руку и верну тебя назад. Если тебе будет страшно спать с закрытой дверью, – он кивнул на дверь моей комнаты, – я всегда включу в коридоре свет, чтобы ты чувствовала себя в безопасности. И никогда не разочаруюсь в тебе. Ни за что.
Когда он ушел, я легла на кровать и уставилась в потолок.
Я убила Стивена Роджерса.
Я убила его и стала такой же – превратилась в страшное чудовище, в убийцу. И мотив здесь не важен. Я такая же, как он. А Джорджи дает мне шанс все исправить, дарит возможность спасать жизни, а не отнимать их, как я сделала со Стивеном. Холодной ладонью я забралась под майку и накрыла татуировку. Мне сделали несколько пластических операций, так что часть шрамов все-таки удалось убрать. Один из них – шрам с буквой имени Стивена. Но он все равно оставался где-то внутри. Чтобы перекрыть проклятый шрам, я сделала татуировку, на которой изображены две миниатюрные птицы. Одна – белая, вторая – черная, словно ночь. Белая птица расправила крылья и смотрит в небо. Она свободна и не боится боли. Это Джорджи. Рядом с ней черная птица со сломанными крыльями падает в пустоту. Это я.
Когда я спустилась к ужину, мама с кем-то болтала по телефону.
– Сейчас я не смогу, Дориан. Сроки не позволяют. У меня есть другие заказы. – Она увидела меня и слабо улыбнулась, прижав к мобильнику ладонь. – Кая, милая, иди на кухню, я сейчас подойду. Другие заказы, Дориан, я ведь говорила. Сейчас сложная ситуация.
Папа уже сидел за столом и, судя по недовольному взгляду, поджидал маму. Она впорхнула на кухню сразу за мной, погладила меня по спине и бодро объявила:
– Все, я заканчиваю разговоры. Ужин.
