Я поднялась, стянула защитные перчатки и сделала несколько наклонов в разные стороны, разминая спину. А обернувшись, застыла на месте как вкопанная.
Это вновь видение.
Перчатки упали к ногам.
Или даже сон.
Я ладонью накрыла глаза, а затем опустила руку, но фигура в нескольких шагах от меня не исчезла. Ее белоснежное платье с рваным подолом, казалось, вобрало в себя весь тусклый свет архива.
Платье Невесты Трупа.
Я все еще не двигалась, и она стояла на месте. Стояла в шаге от лестницы, будто, когда я была занята мыслями об Аспене, она медленно спустилась по ступеням, не издавая ни шума, не дыша и не стуча каблуками.
– Скалларк, это ты? – С моих губ сорвался вздох, с ее – тишина.
Возможно, она была ранена и не могла ответить громче, и ее губы шевелились под фатой. Фата была такой длинной, что достигала пола. Окутала фигуру Скалларк как в белый саван. Белый мешок для трупа.
Она направилась ко мне, и я почувствовала, что не могу дышать.
– Скалларк, это ты?
Фигура в платье все приближалась, и за ней тянулся кровавый шлейф. С каждым беззвучным шагом ткань пропитывалась красным, под фатой пошли волны – это Скалларк пальцами царапала ткань, пытаясь выбраться наружу.
Я услышала скрип, от которого побежали мурашки.
Скрип. Скрип. Скрип. Пальцы обеих рук тянут фату изнутри в разные стороны. Скалларк пытается выбраться, но не может. Платье полностью в крови. Вокруг нас уже натекла целая кровавая лужа, и, когда она коснулась моих ботинок, я подняла голову и ужаснулась: Скалларк остановилась передо мной. Моего роста. Смотрит на меня сквозь фату, но я не вижу ее лица. И не хочу видеть.
– Ты ведь убила уже однажды, Кая. – Нас разделял лишь сантиметр. Ее дыхание сквозь фату коснулось моих губ. Плесень и сырость. Запах гниющей кожи.
– Ты ведь убила уже однажды, Кая, – повторила Скалларк, будто ждала от меня чего-то. Я вернула ей ее же дыхание:
– Да.
– Зачем ты убила меня?
Я резко открыла глаза и села. Телефон, лежащий рядом на полу, продолжал настойчиво вибрировать – звонил детектив Дин. Я протерла глаза и увидела кучу пропущенных звонков от Селены и миссис Нэтвик. Черт возьми. Нужно проснуться.
Я убрала волосы с лица и на ватных ногах направилась в туалетную комнату на первом этаже больницы. Когда приблизилась к зеркалу, заляпанному каплями воды, на меня воззрилось бледное отражение: длинные черные волосы, стянутые в беспорядочный хвост, впалые щеки, бескровные губы.
Внезапно за дверью послышались шаги, но я не могла сдвинуться места, продолжая пристально изучать свое осунувшееся лицо, пока не услышала знакомый голос:
– Я…
Кира Джеймис-Ллойд!
Я тут же метнулась к крайней кабинке у зарешеченного окна, и, когда закрылась изнутри на щеколду, до меня вдруг дошло: стоп, а почему я, собственно, прячусь? Наверное, я спряталась, чтобы избежать очередного конфликта.
Спустя три секунды дверь туалета распахнулась и закрылась. Кира говорила по мобильному телефону. Она подошла к раковине – я услышала нервные шаги, шум воды и опять шаги. Затем Кира закрыла кран.
Нервничает.
– Нет, нет, нет… все не так… – Нет, не нервничает. Она дико напугана. Значит, говорит с отцом. Я обрадовалась своим необоснованным пряткам, ведь теперь могу безнаказанно подслушать ее разговор.
– Я… уехала на конференцию, пап, – попыталась она заверить невидимого собеседника. Я знала ее недостаточно хорошо, но ничем не замаскированная нервозность в звонком голосе была очевиднее некуда. – Пап, я же говорю: я не в городе, я на конференции!
Пока Кира выслушивала ответ отца в трубке, в туалете повисла тишина, нарушаемая лишь осторожным дыханием Киры. Я подумала над своей теорией «Кира-Неизвестный». Аспен не подозревал ее, но он был чем-то озабочен после того, как они съехались. Вдруг он все-таки что-то о ней узнал? А если узнал, сказал бы мне? Нет, ведь он думал, что Неизвестный – это я. А если все-таки Кира – Неизвестный, то почему она позволяет отцу мучить себя?
Я припомнила курс психиатрии и попыталась сопоставить психологический портрет Киры и Неизвестного. Сидя на унитазе, это было неудобно. Кира опять заголосила:
– Пап, я вернусь и… и… и… тогда поговорим. Обещаю. – Я не поверила ее обещанию, и профессор Джеймис-Ллойд тоже не поверил. Кира повторила: – Да, обещаю. Мы… поговорим. Папа? Пап? Алло, ты здесь? Бросил трубку… – Ее голос сделался приглушенным. – Да уж, поговорим, чертов…
Внезапно дверь в туалет распахнулась, и Кира вскрикнула.
– ПАПА?! ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ?!
Я настороженно прислушалась и поняла, что Кира бросилась в сторону моей кабинки.
– Пап?
Нас разделяла лишь белая дверца туалета в десяти сантиметрах от пола. Только бы Кира в панике не начала ломиться сюда! Чтобы меня не рассекретили, я, стараясь не шуметь, схватилась пальцами за стену и забралась с ногами на унитаз. Присев на корточки, повернулась здоровым ухом в сторону голосов.
– Опять лжешь, – уставшим голосом констатировал профессор Джеймис-Ллойд. Дико было слышать здесь, в женском туалете, его суровый голос с презрительными нотками. Он был моим профессором и коллегой Дориана. Ах да, а еще мерзкой тварью.
Я сосредоточилась, уставившись на свои черные ботинки, ярко контрастирующие на белом фоне сиденья унитаза.
– Папа, это женская уборная…
– Я закрыл дверь, так что нас никто не потревожит… – Последние слова он произнес сдавленно из-за того, что склонился к полу, чтобы осмотреть кабинки. Я во второй раз за пять минут испытала облегчение.
– Пап, что ты делаешь? – Кира переступила с ноги на ногу, а затем, судя по звукам, отбежала к противоположной стене. Я бы на ее месте бросилась наутек. Или спряталась в ближайшей из кабинок и вопила до тех пор, пока не прибежал бы персонал больницы…
На моих бедрах напряглись мышцы, белый халат уже не выглядел белым, – судя по отпечатку, я успела наступить на ткань.
– Кира, детка…
Я наклонилась и выглянула в щель между дверью и стенкой кабинки. Профессор Джеймис-Ллойд приближался к Кире, забившейся в угол между раковинами и окном. На ней были старые черные джинсы и растянутый свитер Аспена – я видела, как он таскал его дома. В этом свитере Кира выглядела моложе и меньше, чем была на самом деле. Профессор занес руку и ударил Киру по лицу, и я услышала испуганный вскрик, а затем знакомый суровый голос, который так часто доносился с кафедры:
– Кира, детка, на самом-то деле я сразу понял, что ты здесь, просто мне было интересно, как долго ты собираешься лгать.
В ответ она лишь заскулила, и этот звук перенес меня на пару месяцев назад, когда в университетском туалете Леда звучала точно так же – как потерянный щенок, которого пинают по выдающимся сквозь ободранную шерстку ребрам.
