– О чем ты?
Я уселась в своем скрипучем кресле поудобнее, откинувшись на спинку и сложив руки на подлокотниках.
– Если ты много лет дружишь с Аспеном, ты действительно мог встречаться с доктором Сивер. Возможно, у тебя ретроградная амнезия. Или, – быстро соображала я, – Ной забрал у тебя воспоминания о ней. Как залог.
Дориан отреагировал не так, как я ожидала. Не было ни возмущения, ни смущения. Даже удивления не было. Вместо этого он выронил папку в коробку для документов и достал из внутреннего кармана пиджака фотографию. Аккуратно опустив ее передо мной на стол, он отвернулся, а я наклонилась вперед.
– Ты ходил с доктором Сивер на школьный бал? – изумилась я, но Дориан пожал плечами, не желая ничего объяснять. Я вновь присмотрелась к фотографии. Лампа светила прямо на нее. Яркие краски. Дориан в темно-синем костюме с бабочкой, худощав, но хорошо сложен; держит за талию бледную, ослепительно-яркую Альму Сивер в красном вечернем платье в пол. Оба юные, улыбающиеся и особенные, ведь не смотрят в камеру, не заняты тем, чтобы произвести на собравшихся гостей впечатление. Они заняты друг другом.
– Что ж… – пробормотала я. – Это… это… все объясняет, верно? – Я пододвинула к Дориану фотографию, которую он вернул на прежнее место.
– Я нашел ее в школьном альбоме.
– Вот почему она ненавидела тебя – ты ее забыл.
Дориан немного помолчал, вновь глядя в коробку, в то время как я смотрела только в его лицо, удивляясь тому, что увидела на фотографии. Тогдашний Дориан был ребенком. Был просто парнем, который пришел на бал со своей подругой. А затем он умер и все оборвалось.
– Что будешь делать? – полюбопытствовала я, осторожно отнимая из его рук многострадальную папку, которая молила о пощаде. Дориан опомнился и отряхнул руки о штанины, хотя я бы не стала спешить и заражать плесенью одежду.
– Не знаю. Сначала хочу разобраться, что именно тогда случилось.
– Это нелегко, – вздохнула я, вновь откинувшись на спинку кресла. Дориан невесело улыбнулся и поскреб щетину на щеке.
– Да, нелегко.
– Я слышала, Альма запустила в тебя туфлей?
– Откуда? – Я еле сдержалась, чтобы не улыбнуться, увидев, как Дориан скривился.
– Пару дней назад Альма и Патриция здорово поссорились. По поводу…
– Вашей с Аспеном свадьбы, – поддакнул Дориан, мстительно сверкнув глазами.
– Что-то вроде того. Они орали друг на друга, а затем появилась Кира. Она влезла в разговор, сказав, что мы с Аспеном только друзья. Тогда Альма и ответила, что друзья не всегда остаются друзьями. «В один миг вы встречаетесь, а в следующую секунду ты запускаешь в партнера туфлей».
– А ты где была? – Дориан прищурился, и от его темных глаз разбежались тоненькие морщинки.
– Мы с Крэйгом бежали их разнимать. Так что он тоже слышал о туфле.
– Вот почему он спросил, в порядке ли я, – догадался Дориан, и его плечи поникли.
– Не тревожься, мне он и слова не сказал после того инцидента. Мы были заняты тем, чтобы расцепить ведьм. – Я вспомнила еще одну странность и поспешила поделиться ею: – Я заметила, что мать Аспена как-то странно выглядит.
Дориан пожал плечами и медленно поднялся.
– Я не заметил в ней никаких особенных изменений. Хотя, по правде говоря, я стараюсь избегать ее, чтобы и мне не прилетело сумкой по голове.
– Это точно. Стой, ты куда? – нахмурилась я, заметив, что он сделал шаг к выходу. Мое сердце от страха пропустило удар. – Я хочу поговорить об Аспене, маме, отце… договоре Ноя.
– Мне пора на лекцию в УЭК. Но мы договорим. Если хочешь, приходи домой. Или… мы можем встретиться завтра.
Я облегченно вздохнула.
– Хорошо. Встретимся завтра. У меня есть вопросы.
– Я не на все вопросы могу ответить, – напомнил он.
Я это знала, но все равно хотела поговорить. С Дорианом было спокойно, ведь он такой же, как и я.
Когда он покинул подвал, я вновь ощутила себя в западне.
Этот гроб ты сама сколотила. Рваные края. Грубые доски. Сделала его наспех и спряталась в нем от меня, потому что это ты на самом деле боишься взглянуть мне в лицо.
Рано или поздно мне придется перестать бегать от Смерти. Я вернусь, когда придет время, но сейчас нужно сосредоточиться на другом.
Я продезинфицировала руки жидкостью, затем дотянулась до бумажного пакета с печеньем и заглянула внутрь. Может, сладости, которые приготовил Ной, помогут избежать галлюцинаций, и Скалларк исчезнет из угла архива?
Печенье, как и предупредил Дориан, было в виде крохотных сердечек с горько-сладкой начинкой и таяло во рту. И вдруг я вспомнила слова Дориана: потеря памяти – наш залог, чтобы подольше остаться на земле.
* * *
Дориан спешил домой, как никогда раньше. Он был так воодушевлен беседой с Каей, что не обращал внимания на пробки на дорогах в Коридоре Страха, на дурную погоду, на свои пробудившиеся воспоминания. За десять дней – целую вечность – они с Каей едва перекинулись парой слов, а сегодня провели наедине около часа, и она ни разу не нагрубила ему. Дориан пытался не думать о том, что довел ее до слез, ведь она проявила хоть какие-то эмоции.
Приподнятое настроение привело Дориана в ближайший к дому супермаркет, где он купил для Ноя огромную банку вишневого мороженого и еще плитку шоколада. Размахивая пакетом, он взбежал по ступенькам особняка, распахнул дубовую дверь и заорал:
– Угадай, с кем я разговаривал сегодня!
– Иди на кухню! – крикнул Ной в ответ. Дориан стянул ботинки и поспешил на голос. Ной лепил очередное печенье и, заметив приподнятое настроение Дориана, саркастично изогнул светлую бровь:
– Ты купил по дороге бутылку виски и выдул его?
– Я говорил с Каей, – без вступления начал Дориан, швырнув пакет на стол. – И спешу заметить: она немножко оттаяла.
– Чего? – Ной шлепнул в кастрюлю кусок теста и тут же завопил: – Ты что делаешь?! Мой суп!
– Я что делаю? Ну ты и растяпа! – рассмеялся Дориан, приближаясь к плите. Он глянул в кастрюлю, затем встретился взглядом с Ноем и сказал: – Выхода нет, это будет суп с огромной клецкой.
– Что там с Каей? – спросил Ной вместо того, чтобы отреагировать на комментарий. Дориан отстранился от плиты и опустился за стол, и Ной, позабыв о готовке, плюхнулся напротив и склонился вперед с алчным выражением лица.
– Она подралась.
– Что? Подралась? С кем? Она пострадала? Из-за чего? Ей больно?
Дориан с долей иронии объяснил в общих чертах, что произошло: о том, что Кая и Кира подрались из-за Аспена, и что Кая сама сорвалась. Ной выслушал историю с завидным терпением; в его больших голубых глазах плескалось искреннее любопытство – он был рад, что Кая разговаривала и, он бы не признался в этом, но был рад, что она подралась и выплеснула эмоции.
