– У тебя нет времени! – громогласно сказал он. – Через неделю ты должна быть у меня! Ты должна быть рядом со своим телом!
– Я буду. Через неделю я буду дома. Но сейчас просто не могу.
Конечно, я не сказала всей правды.
Не сказала, что мне будет больно смотреть в его лицо и вспоминать лицо Ноя Эллисса, знать, что я убила его. Мне сложно видеть Ноя и помнить, кто он на самом деле. Сложно жить в доме, где на чердаке в гробу лежит мое мертвое тело. Мне тяжело быть рядом с Ноем, потому что я чувствую себя в клетке, зная, что не принадлежу себе, но полностью в его власти. И мне тяжело рядом с ним, ведь Скалларк все еще не найдена. Сложно, потому что знаю, что Ной в курсе, где она. Он обо всем знает, но не говорит.
Ной знает, что Скалларк не жива.
Я не сказала этого вслух, но он будто понял все по взгляду. К щечкам Мары прилила кровь, она нахмурилась, будто силилась понять нечто сложное. На самом деле, думаю, Ной опять прочел мои мысли, и он в ужасе. Пусть притворится, что не прочел.
– Хорошо. – Его обреченное на стужу «хорошо» присоединилось к моему «мне жаль». Между нами оставалось много несказанных слов, и они гудели в сумраке коридора между запертыми дверьми, за которыми в эту же секунду случались другие истории.
Затем наши слова вдруг обрушились на пол и разлетелись на крошечные острые осколки. Мара рванулась ко мне и обхватила руками за талию. Я прижала ее голову в пестрой шапке к груди и зажмурилась, чувствуя, что под веками начинает предательски жечь.
– Только возвращайся, Кая.
– Я скоро вернусь, – пообещала я. Только сейчас оставь меня в покое и просто уйди.
Ной медленно отстранился, и крепкая хватка девичьих рук на моей талии ослабла.
Мара медленным, неуверенным шагом направилась к своей квартире, даже не оборачиваясь. Может, это уже не Ной, а Мара спит? А может, Ной почувствовал мое желание не встречаться с ним взглядом?
Меня вновь ослепили чувства вины и стыда. Горькие, противные чувства, от которых стало тошно и захотелось спрятаться в уголок. Я ведь постоянно говорю, что сильная, – лгу себе. Будь я сильной, давно бы вернулась. Но каждый день видеть еще одно напоминание о своей смерти, о том, что время на исходе, – это слишком страшно.
Мара скрылась за дверью своей квартиры, а я – своей. Продолжила корить себя, все еще чувствуя знакомые объятия. Воображение нарисовало мне Ноя: долговязого, стройного, со светлыми волосами, в неряшливой растянутой одежде, которая принадлежала Дориану. Насмешливую усмешку и задорный блеск глаз я тоже вспомнила. Но лучше бы не вспоминала.
Я стянула ботинки в прихожей, пододвинула к двери тумбочку с графином и прошаркала в комнату. Давно стоило взглянуть правде в глаза и понять, что Ной иногда вселяется в тело Мары. Она, как и говорила ее мать, действительно особенная.
Ной сказал, что он прячется в особняке потому, что в теле мертвого Ноя Эллисса он воплощение Смерти и его никто не может видеть, кроме нас с Дорианом, ведь мы уже мертвы. Но «позаимствовав» тело Мары, он мог разгуливать по городу.
Минуточку.
Ноя видели не только мы с Дорианом. Как-то раз Аспен столкнулся с ним прямо у дверей в мою спальню. Я точно помню это. Помню, как испугалась, что Ной скажет или сделает что-нибудь, выходящее за рамки понимания нормального человека. Ной любезно предложил нам с Аспеном конфетки, но я утащила друга на первый этаж. Видимо, Аспен увидел Смерть потому, что он особенный и у него видения. Ведь Аспен не мертв?..
Я внезапно вспомнила престранный разговор с мамой Мары:
– Пуповина обмоталась вокруг ее шеи. И Мара умерла. Но… она очнулась! Прямо на руках врача. Все были удивлены…
– Вы помните дату первого сновидения?
– Конечно, помню. Это случилось десятого сентября.
А вдруг Мара и Аспен особенные потому, что когда-то давно они… умерли? Может, вернув их с того света, Ной наделил их способностями? Может, потому Аспен мог видеть Ноя в особняке Харрингтонов – потому что он наполовину мертв?
А впрочем, не важно.
Я оставила вещи в потертом кресле рядом с письменным столом и направилась в ванную комнату. Хорошенько вымывшись и надев чистую одежду, я устроилась на диване и подтянула ноги к груди, закутавшись с головой в плед.
Зачем я накупила столько продуктов? Все равно плиты нет, и Крэйг на ночном дежурстве. Желудок навязчиво заурчал, требуя еды. Молоко и печенье – вот мой ужин. Только проглотив пару сердечек с горьковатой начинкой и сделав глоток молока, я почувствовала в себе силы приняться за папку Аспена.
На то, чтобы просмотреть ее, ушло около двух часов. Аспен собирал рисунки. Много-много жутких и странных рисунков, выполненных простым карандашом. Это были, несомненно, талантливые работы, но, насколько могу судить, с психическим состоянием у художника было не все в порядке. Помимо рисунков здесь было множество медицинских отчетов, а также запротоколированные сеансы у доктора Сивер. Видимо, Аспен скопировал все документы из кабинета своей старшей сестры. А еще меня упрекал за игры с законом!
Я не стала читать документы Сьюзен и Скалларк – они занимали очень много места в папке Аспена, – а сразу же приступила к своим. Доктор Сивер составила обо мне тот же психологический анамнез, который Аспен в сжатой форме записал на листке. Доктор Сивер считала, что у меня анестетическая деперсонализация, F32 (депрессия) и F51.0 (бессонница). Перечитывать задокументированные сеансы мне не хотелось, ведь там в основном говорилось о Джорджи и клетке (то, что, по крайней мере, я помнила), поэтому я отложила еще часть записей и приступила к Леде Стивенсон. Началось все как обычно:
Т: Ты испытываешь беспокойство, находясь в этом кабинете?
П: Какое беспокойство?
Т: Ну, знаешь, некоторые боятся посещать психотерапевтов – вдруг посчитают за душевнобольных. А ты?
П: Нет. Нет, я не боюсь.
* * *
Я поискала среди файлов анамнез Леды Стивенсон, но с неизбежным разочарованием поняла, что все не может быть так просто – Аспен, видимо, не посчитал нужным забрать его с собой из кабинета доктора Сивер. А зачем он эти бумажки прихватил? Может, просто сгреб то, что успел?
Я продолжила изучение.
Т: Как у тебя дела, Леда?
П: (вяло пожимает плечами).
Т: У тебя хорошее настроение?
П: (отрицательно качает головой).
Т: Что ты сейчас чувствуешь?
П: Мне кажется, время пришло.
Т: Пришло время для чего?
П: Пришло время уйти.
Т: Леда, ты считаешь, что пришло время умереть?
П: Да.
Т: Ты часто думаешь о том, чтобы умереть?
П: Очень часто.
