Мне они всё равно были не по карману, но я надеялась, что надену их – и стану на размер меньше, упругой и длинноногой. Увы, я осталась коротколапой Машей с отсутствующим филеем.
Спрашивается, зачем переплачивать?
– Ну, как тебе суп? – спрашивает Дима, и в эту секунду мне приходит смс от Давыдова.
Приятного аппетита
Мой аппетит сразу становится неприятным, потому что мысли улетучиваются и от супа, и от курицы с гарниром. Они перемещаются к Владу, который так и сидит в гордом одиночестве.
На нас он не смотрит, зато увлеченно изучает бутылку минеральной воды.
Ответишь или нет? Отвлекаю?
Что за невыносимый человек!..
– Маш, ты чего молчишь? – спрашивает Дима, насупившись.
– Ага, нормально, – отвечаю невпопад, а сама вбиваю ответ:
Тебе тоже приятного аппетита.
Ты решила пуститься во все тяжкие с Погодиным?
Дима – отличный руководитель, а ещё очень надежный и ответственный мужчина. Он платит алименты сразу трем женам.
Я очень рада за жен Димы. Четвертой становиться не планирую.
Кстати, наша корпоративная этика не поощряет любовные связи на работе.
Это я так, к слову.
А ваша корпоративная этика говорит что-то
про страстные объятия с бывшей женой?
Только то, что неплохо было бы повторить. Например, прямо сейчас.
И следующим сообщением прилетает совсем уже бесстыдное:
Я буду ждать тебя в туалетной комнате.
Конечно же, я никуда не пойду. У меня суп остывает и булка сохнет. Мне не до игрищ Давыдова, который решил вспомнить институтские годы и затащить симпатичную девочку в туалет. Мы взрослые люди, мы подобным не занимаемся (это я себя убеждаю, если что).
Но потом я улавливаю, как Давыдов поднимается с места и исчезает за дверью, на которой написано золотыми буквами «WС».
Он серьезно?!
– Маш, ты о чем-то задумалась? – удивляется Дима.
– А? Я? Нет, спасибо. Пойду умоюсь, тут очень жарко…
Если учесть, что над нами шуршит кондиционер, то мои слова звучат несколько нелепо. Но я уже несусь к двери.
Может быть, для того, чтобы высказать Владу Давыдову всё, что я думаю об его заигрываниях. А может быть, для того…
– Я думал, ты не придешь, – сшибает меня с ног восхитительный голос, и дверь за моей спиной захлопывается.
Я оказываюсь прижата к холодной стене из темного кафеля. Влад отводит мои волосы в сторону, легко касаясь шеи кончиками пальцев, и начинает целовать.
Медленно. Томно. До жути возбуждающе.
Он умеет доминировать. Не в том плане, что подавлять (и уж точно не в том, что у него дома припрятан хлыст!), а в том, в котором мне хочется ему подчиняться. Идти за ним. Становиться податливой в его руках и наслаждаться тем, что тебя ведет сильный мужчина. Ты можешь быть слабой, пока его губы исследуют твою кожу. Ты можешь позволить себе робкий стон, когда его пальцы оглаживают твоё тело.
Ты можешь всё и даже чуточку больше, пока есть тот, кто может направить.
Наверное, именно поэтому мне не хватало Давыдова все эти годы. Я несознательно искала такого же мужчину, как он. Но не находила. Разочаровывалась. Ошибалась. Вновь оставалась одна.
А теперь, когда он рядом, и ненадолго мы можем представить себя теми, двадцатилетними недотепами, я наконец-то могу расслабиться.
Гладить его, чувствовать, вспоминать.
Наш поцелуй восхитительно запретен. Как плод из райского сада, который хочется не просто вкусить, но жадно отведать до конца. Сгрызть это яблоко до основания, до самых косточек, не оставив даже черенка.
И… не только поцелуй. С ним прекрасно абсолютно всё.
«Так же, как семь лет назад», – сказал Давыдов тем вечером, когда вернулся в мою жизнь.
Теперь я понимаю: так же невероятно, так же страстно, так же безрассудно. Так же, как будто ничего не изменилось. Как будто мы прежние. Как будто у нас впереди много времени и куча потенциала.
Но когда всё заканчивается, и мы смотрим друг на друга прежним взглядом, меня накрывает смущением. Я вижу в зеркале краснощекую встрепанную девицу, чьи глаза блестят, а губы неприлично красны. Я заполошно застегиваю блузку, одергиваю юбку.
Давыдов наблюдает. Молчит. Не пытается помешать.
Что между нами происходит?
Кажется, я задаю этот вопрос вслух, потому что Влад несильно морщится.
– Я постоянно об этом думаю, – он удивительно не собран, обводит языком губы. – Зря я пригласил тебя работать…
Так. Если сейчас он меня уволит во имя доброго дела, я расцарапаю первому лицу фирмы его собственное лицо. Мы сейчас зачем вытворяли всё это?! Чтобы он меня выгнал прямо в туалете?
– …потому что до сих пор не перегорел к тебе. И мне не нравится это чувство. Оно мешает мне работать, мешает трезво мыслить. Я не горжусь тем, что меня к тебе тянет.
Что?!
Мешает, значит?..
Где-то в глубине души я надеялась, что он скажет совсем другое. Что он посмотрит на меня глазами, полными нежности, и прошепчет: «Давай попробуем начать заново…»
Я отпрыгиваю к стене и выставляю вперед обе руки.
– Так, может, не нужно целовать того, к кому ты не перегорел, но он мешает тебе жить?! – шиплю по-змеиному, загородившись мыльницей как щитом. – Ты издеваешься, что ли?!
– Извини, но я хочу быть честен с тобой и не давать ложных надежд.
– Давыдов, я всё-таки уволюсь, – решаюсь окончательно. – Потому что мне не нужны американские горки в «хочу-не хочу, могу-не могу». Если ты не способен определиться, я сделаю выбор за нас обоих. Всё кончено. Вообще всё. Не буду тебе мешать!
И я вываливаюсь из туалетной комнаты, похожая на рассерженную и очень опасную змею. Не подходите – покусаю как гадюка. А потом проглочу целиком как удав. Вот такая я внезапная, неоднозначная змея.
– Мне срочно нужно бежать! – говорю Диме, который смотрит на меня круглыми от непонимания глазами.
– Работать?
– Нет, не работать! – рявкаю и тут же жалею о своей несдержанности.
Он разве виноват в том, что Давыдов ведет себя как полный кретин? Или, если точнее, как неопределившийся инфантильный мальчишка, которому вроде бы и нравится симпатичная девочка, а вроде бы и мама запрещает. Только вот в роли «строгой мамы» выступает он сам.
– Слушай, а поехали кое-куда. Расслабимся, – внезапно предлагает Дима и кидает на стол крупную купюру. – Думаю, Давыдов не обидится, если мы чуть-чуть опоздаем.
