…Зря он поддался своей слабости. Зря позвал её работать. Потому что наедине с ней всё реже думал о бизнесе и всё чаще – о сладких Машиных губах и о том, как ладно её талия помещалась в его ладонях.
…И вот Владислав увидел, как его Маша уходит под ручку с Димой. И щеки её предательски красны, и вообще она выглядит так, как будто настроена решительно.
Всё бы ничего, но Погодин – главный ловелас фирмы, ему можно вручать знак «Почетный любовник». Через него прошли все девушки, от финансистов до юридической службы. Он с ними честен, семьи не обещает, но они упрямо надеются, что вот она-то, та самая, которая переломит его полигамный внутренний мир.
Но зачем он Маше?..
Она же умная, адекватная. Должна понимать, что к чему.
На работу эти двое не явились. Машина Погодина исчезла с парковки. Они уехали вместе.
И Давыдов внезапно понял, что такое ревность. Жгучая, иррациональная, не дающая покоя.
***
Я ожидала любого места, куда Дима мог бы привезти меня. Начиная от его собственной квартиры («смотри, как тут замечательно и матрас такой мягкий») и заканчивая каким-нибудь жутким БДСМ-клубом («что насчет плетки и парочки зажимов?»). От такого мужчины, как Погодин, можно ожидать чего угодно.
Только не…
– Студия йоги? – я пучусь на вывеску, на которой аист грациозно растянулся в позе собаки мордой вниз.
Мы с Олькой одно время ходили на йогу и перестали, когда мою поясницу защемило в этой самой позе так, что расщемлять пришлось с помощью тренера. В тот день я, во-первых, поняла, что старость неминуемо близка, а во-вторых, что йога – не для меня. Тренер тоже намекнул, что лучше бы мне заниматься ЛФК в группе для тех, кому слегка за сорок.
Мне на тот момент было слегка за двадцать пять.
– Не отказывайся, пока не попробуешь, – подмигивает мне Дмитрий и достает клубную карту. – Я только тут вдохновение ловлю. Больше нигде не могу расслабиться.
Это какой-то поехавший мир. Молодежь питается проросшими бобами и луковым супом, а директор крупной фирмы занимается йогой. Я очень извиняюсь, но здесь вообще кто-нибудь накатывает?!
– Я не смогу заниматься, – качаю головой и показываю на свою узенькую юбку-карандаш.
– Мы пойдем на медитации, там не нужна форма. Тебе жизненно необходимо расслабиться, убрать нервное напряжение. Смотри, как зажата, – его пальцы ложатся на мои плечи, но я отскакиваю в сторонку. – Да прекрати шугаться. Не покушаюсь я на твою честь. Ты сама не своя, нельзя в таком состоянии возвращаться на работу. Обещаю, через полчаса выйдешь новым человеком.
Короче говоря, мы проходим через улыбчивого администратора, которому Погодин на ушко шепчет, чего конкретно мы хотим. А затем он затаскивает меня в зал, уставленный кушетками. Играет расслабляющая музыка, такая, знаете, раздражающая, неторопливая, будто улитка, что ползет по стеклу. Зал пуст, не считая нас.
– Ложись, тебе понравится, – двузначно намекает Погодин, и я плюхаюсь на кушетку.
Подкладываю валик под голову, тяжко вздыхаю.
Зачем только соглашалась…
Выключается свет, и мы остаемся в кромешной темноте. В колонках потрескивает огонь.
Я задумываюсь над тем, что это мог бы быть самый внезапный опыт в моей жизни. Не удивлюсь, если вместо медиатора (или как называется человек, отвечающий за медитацию?) ко мне подсядет Дима и скажет: «А теперь мы будем медитировать… в самых разных позах…»
Но, хвала небесам, у Погодина таких крамольных мыслишек не появляется. Он лежит где-то в отдалении и, наверное, наслаждается процессом. Ловит вдохновение, цитируя его самого.
Проблема в том, что медитация проходит мимо меня. Я думаю о Давыдове. Вспоминаю. Злюсь. Планирую то ли начистить ему морду, то ли тихо-мирно забрать документы.
А потом…
…засыпаю под убаюкивающие слова и отвратительную музыку.
– Эй, спящая красавица, вставай, – раздается над моим ухом. – Ничего себе, как тебя вставило. Ну что, ты расслабилась?
– Э-э, да, – вру, потому что за время дрёмы у меня затекла шея и покалывает пальцы от неудобной позы.
– Необычная реакция на медитативную практику, – продолжает вполне искренне восхищаться Дима. – Готова вернуться к работе?
Он весь такой искренний в своей любви к медитациям и здоровому образу жизни, что у меня язык не поворачивается сказать: «Прости, но я не слышала ни слова».
– Да, я определенно полна энергии.
Полна энергии и решимости уволиться. Без лишних драматических этюдов. Просто положу заявление на стол, отработаю две недели, получу одну-единственную огромную зарплату и забуду о Давыдове как о самом страшном сне.
– Как-нибудь повторим? – воркует Дима, когда мы выходим из студии йоги. – По-моему, было классно.
Он взъерошивает светлые волосы, весь такой одухотворенный, аж тошнит.
– Да… или нет… пока сложно сказать.
Я поправляю на себе блузку, которая сбилась набок во время сна. И самым краем глаза, где-то на границе между зрением и осязанием ощущаю, как в скулу Погодину прилетает кулак.
***
Если бы мне сказали семь лет назад, что холодный как камень, рациональный Давыдов налетит на кого-то с кулаками – я бы долго ржала и крутила у виска пальцем. Влад – тот человек, который попросту не умеет злиться, разъяряться или думать телом, а не разумом.
В наших отношениях скорее я была драчливой фурией, а Давыдов – моей адекватной стороной.
Помните, я говорила, что Влад никогда не опустится до мордобоя?
Кажется, я ошибалась…
Они с Погодиным скатываются со ступенек, причем Дмитрий даже особо не сопротивляется. Только пытается стащить с себя босса и пыхтит:
– Да что не так?! Да что я сделал-то?
– Ты больше никогда не тронешь ее, – рычит Давыдов, заставляя меня закашляться.
Это он про меня?! Это меня нельзя трогать?!
Всё ещё: семь лет назад я бы бухнулась в обморок от такого открытия. Давыдов умеет ревновать. Он залихватски дерется и мастерски владеет правым хуком. Картинка, прямо скажем, завораживающая.
Но сегодняшнюю Машу Сергеенко собственнические инстинкты Давыдова бесят. Потому что нельзя сначала оттолкнуть человека, а потом начать дубасить конкурентов. Прямо посередине дня. Напротив пафосного бизнес-центра.
Я влезаю между двумя директорами – так сказать, главным и побочным – и отвечаю, четко проговаривая каждое слово:
– Не тебе решать, кто может меня трогать.
– Так я тебя и не трогал, – обиженно бурчит Погодин, прижимая к разбитой губе платочек. – Влад, ну ты чего? Я же не конченный. Я никогда не полезу к руководящему составу! Мы занимались медитацией!
