Когда все расходятся, Давыдов не просит меня задержаться (наверное, ради того, чтобы не давать поводов для дополнительных слухов), лишь пишет сообщение.
Прости меня. Все не так должны были узнать о нас.
Перестань. Они бы всё равно узнали. Не вижу в этом какой-то трагедии.
Я уже говорил, что ты идеальная?
Нет, но можешь сказать сейчас
Самая лучшая. Прости. Я зол и готов увольнять за любую болтовню про тебя. Без шуток.
О, да, будет классно, если Влад начнет махать шашкой и убирать всех тех, кто криво посмотрит в мою сторону.
Нет уж, не буду пользоваться положением. Мне плевать на общественное мнение.
Да, я сплю с директором. Завидуйте молча.
Но через минут сорок моему благодушию приходит конец. Потому что ко мне, постучавшись, заходит Катенька. В кабинете, стоит ей войти, разливается густой кофейный аромат. Девушка ставит передо мной наполненную до краев чашку, пододвигает ближе.
– Держите. Это кофе.
– Ага, я вижу.
А сама думаю: а зачем? Не просила вроде бы.
– С коньяком, – добавляет Катенька глубокомысленно. – Качественный, пятилетней выдержки. Хранился на «черный день».
– А сегодня разве «черный день»? – я принюхиваюсь.
М-м-м, правильнее сказать: коньяк с кофе, а не наоборот. Потому что, судя по запаху, Катя бухнула туда алкоголя в пропорции три к одному, где три части коньяка, а одна – чашка.
– Мне рассказали… ну… про ту деликатную информацию… вам лучше выпить кофе, чтобы успокоиться. Вы не подумайте, я не разношу сплетни. Просто решила, что вам сейчас должно быть очень неуютно. Я бы под пол провалилась, если бы про мои отношения кто-то узнал. Не представляю, каково вам. Знайте, я никому не расскажу, а если кто-то будет сплетничать – всегда вас защищу.
Она отводит взор, потупившись, смотрит в пол.
Значит, новости уже растрепали по всем этажам?! Нет, я искренне возмущена. Часу не прошло. Кто посмел?!
Делаю крошечный глоток. Ух. Такой кофе только закусывать соленым огурцом.
– Всё нормально, – успокаиваю скорее не себя, а всерьез волнующуюся Катю, которая теребит в пальцах пуговицу на блузке. – Кать, ты должна мне помочь. Кто тебе рассказал? Я обещаю, если кто-то из наших – я не буду наказывать. Просто должна понимать масштаб трагедии.
Девушка недолго колеблется, но затем сдается.
– Мне Наташа сказала по большому секрету, а ей, скорее всего, Ира. Они близко общаются.
– Та Ира, которая секретарь Давыдова?
– Ну да… Забейте, Мария Олеговна… они не стоят ваших нервов.
– Да я и не расстраивалась.
Даже Давыдова не буду вмешивать.
Просто пойду и воткну превосходно накрашенное лицо Ирочки прямо в стол.
***
Приемная генерального директора пуста. На счастье Ирочки, которая была в шаге от того, чтобы пропахать носом коридор прямиком до входной двери (в её случае, выходной, чтоб вышла и желательно навсегда). Повезло ей. Я выдыхаю, осматриваюсь и решаю подождать. Потому что не намерена терпеть и изображать, будто всё в порядке.
Если сейчас уйду – сдуюсь.
Нет уж.
За длинный язык нужно платить.
С одной стороны, новости и так разойдутся, а потому ругаться глупо. Казалось бы, чего нервы тратить на какую-то секретаршу-сплетницу. С другой стороны, будем честны. Вряд ли Ирочка сказала: «Ой, так здорово, Владислав Евгеньевич встречается с Марией Олеговной, я за них очень рада». Думаю, это звучало иначе.
…легкодоступная…
…получила должность через постель…
…слаба на передок…
…на что только не пойдешь ради денег…
Я представляю даже интонацию, даже частые взмахи ресниц и надутые губки, в которых читается презрение.
Сейчас я расскажу Ире, как нехорошо болтать за спиной.
Дверь в кабинет Давыдова заперта.
Что ж, так даже лучше. Босс не услышит, как главный бухгалтер избивает клавиатурой помощника руководителя. С особым садизмом, прикладывая кнопку «пробел» к её лбу. Точнее – не избивает, а тактично, с применением физической силы, просит отныне не распространять грязных слухов.
Сначала я хочу сесть на диванчик для посетителей, но он слишком низкий, в него проваливаешься, и, чтобы подняться обратно, нужно активно шевелить всеми конечностями. Кровожадной воительницы из меня точно не получится, если я буду с кряхтением вскакивать, высоко задирая ноги.
Поэтому займу-ка я непосредственно секретарское кресло. А что, мне можно. Я вообще-то любовница генерального директора, а, как известно, генеральные директора любят приходовать секретарш. Радуйтесь, что не голая здесь сижу, а одетая, даже в туфлях.
У Ирочки абсолютно скучное рабочее место. Ни стикеров с веселыми надписями, ни напоминаний, ни кипы документов. Всё чисто, практически стерильно. Вот тут папочка для генерального, вот тут блокнотик (уверена, полупустой), а вот тут лежит сиротливая шариковая ручка. На заставке компьютера – какой-то известный актер, в одних трусах на босу ногу. М-м-м, эпатажно, ничего не скажешь.
Я не собираюсь копаться в чужом столе, но когда отодвигаюсь на крутящемся стуле, то задеваю подлокотником ручку, и верхний ящик чуть-чуть отъезжает вперед.
И всё бы ничего, но взгляд улавливает… мой собственный почерк…
Заявление на увольнение припрятано среди бумажек, виднеются лишь несколько букв. Я вытаскиваю его пальцами, совершенно онемевшими, и в голове набатом стучит кровь. Не может быть. Черт. Невозможно.
Оно самое. Уже не свернутое конвертиком, а разглаженное, лежащее как запасной козырь… или улика. Совсем ошалев от непонимания, я начинаю рыться в ящике, но флэшки внутри не обнаруживается. Увы, это не списать на обычную оплошность секретарши. Мол, накосячила, спрятала документы в стол, авось пронесет.
Нет, это не так.
Неужели…
Если минутой назад я мечтала прибить Иру за болтовню, то теперь… Нет, уже не хочу с ней ругаться, как не хочу и учить уму-разуму. Я вообще не понимаю, что делать. Неужели наш воришка – нагловатая секретарша генерального директора?
Но зачем? Какой смысл ей, двадцатилетней соплячке, мстить собственному боссу? Что, отказался с ней целоваться после работы?
Хорошо, а в недовольстве контрагентов тоже виновата она?
А камеры кто отключил? Про ноутбук тоже она подслушала? Как? Стояла под дверью?
Не клеится у меня. Не складывается картинка, в которой помешанная на видеоблогах Ира могла бы провернуть всю эту сложную, многоступенчатую схему.
Так, нужно действовать тихо. Я прячу заявление в карман, задвигаю ящик и вскакиваю со стула. Надеюсь, за камерами безопасности никто не следит прямо сейчас и не запалит меня за воровством, хм, своих же вещей.