– Нет, – отвечаю твердо. – Влад, ты меня вообще не слушал? Я не могу. Я боюсь до одури. Ты же никогда меня не полюбишь. Никого не полюбишь, тебе всё это не нужно. Семья, дети. Ты просто делаешь мне одолжение. Мы начнем всё заново и через два года опять разведемся.
– Маш, разве это важно? Я не разбираюсь в любви, но мне без тебя – хоть стреляйся…
– Мне – важно. Так же важно, как и мужчина, который всегда будет ставить меня на первое место.
Влад кивает, причем кивок его долгий, неспешный, словно в замедленной съемке.
Коробочка захлопывается.
– Я понимаю свою проблему. Только я не считаю это проблемой. Я зациклен на работе, это факт. Но в тебе я увяз куда крепче, чем в любом бизнесе. Сама послушай себя. Ты не простила мне одну ошибку. Всего раз не дождалась меня вечером и всё для себя решила. Но иначе невозможно. Мне дорог мой бизнес, ради него я готов не спать ночами, – Давыдов морщится и обрывает сам себя. – Ладно, не будем ругаться. Если ты не хочешь терпеть меня, не нужно. Я не собираюсь навязываться, лезть к тебе. Ты всегда была свободна. Прости, если обидел, – ладонью рассекает воздух, словно ставит между нами невидимую стену. – Только, знаешь, – рука его твердеет, – ты ведь тоже можешь сказать, можешь ругаться со мной. А ты опять закрылась и повторяла, что всё нормально. Когда всё ни черта ненормально! Как я должен был угадать твои мысли?
– Я не хотела навязываться.
– Да, ты умеешь не навязываться. Мы расстаемся, правильно?
Теперь уже я киваю.
– Прошу тебя, не увольняйся, – произносит он, отвернувшись. – Наши проблемы не должны отразиться на работе. Мне нужен главный бухгалтер. Обещаю не донимать тебя попусту и все вопросы решать через секретаря. А ещё лучше, если ты найдешь себе заместителя, ладно?
– Влад…
Он не поворачивается в мою сторону, поднимается по ступенькам, зачем-то крепко держась за поручень. Как будто мир рухнул не только у меня, но и у него тоже, и любой неосторожный шаг приведет к неминуемому падению…
Влад невероятно рассержен, лишь многолетняя выдержка помогает ему не взорваться, сохранить в тоне равнодушие, хоть сквозь него и прорывается злость.
– Я забираю Погодина, и мы уходим. Извини, если причинил тебе боль.
Глава 15
Мы не пересекаемся. Вообще. Не представляю, какие слухи ходят по офису – Катенька оберегает меня от лишних душевных травм и не выпускает из кабинета. Она прекрасно справляется с обязанностями заместителя начальника, потому что умудряется не только набирать поручения, но и отстаивать нас на совещаниях. Однажды даже нахамила Давыдову – мне по секрету Дима передал, – когда тот, якобы, нес полный бред.
Я, конечно, благодарна ей, но так не может продолжаться вечно.
Во-первых, Катя – секретарь, а не ломовая лошадь. Она не должна страдать из-за моего инфантилизма.
Во-вторых, нужно увольняться, причем поскорее. Хватит пользоваться гостеприимством Давыдова. От расследования меня отстранили, и свои триста с лишним тысяч я не оправдываю. А потому чего ждать? Заявление на стол – и вперед.
Проблема в том, что последние две недели я живу работой. Не представляю, что делать, если перестану вставать по будильнику, по инерции краситься, влезать в какое-то платье. Если перестану читать документы. Если откажусь от цифр.
Начну думать, анализировать, вспоминать…
Наверное, мир тотчас исчезнет, и я останусь наедине с бездной, черной и непроглядной, как самое глубокое отчаяние.
Не думала, что меня так подкосит разрыв.
– Ты не уволишься, – в очередной раз говорит Погодин, притащив мне бизнес-ланч и углядев, как я зависла над чистым листом бумаги, выписав на том слово «заявление». – Не позволю. Брось каку.
Он комкает заявление, и то прицельно летит в корзину для мусора.
Со стороны, должно быть, кажется, что непостоянная Сергеенко променяла одного мужика на другого, но по правде – я бы не справилась без Димы. Он умудряется подпихивать меня под мягкое место, вечно хохочет, улыбается своей странной улыбочкой – и мне чуть больше хочется жить.
У меня не осталось подруг, кому можно поплакаться на плече. Теперь вот мучаю своей кислой харей Погодина.
Кстати, про подруг. Не так давно я попробовала позвонить Оле. Поняла, что не вывожу, что мне остро требуется её здравомыслие и готовность поддержать в любой ситуации.
– Оль, мы расстались… – и начинаю рыдать, хотя не планировала.
Само как-то получилось. Машинально.
– Жди, мчу, – заявляет подруга воодушевленно.
Она приезжает через сорок минут, вооруженная коробкой пончиков, с двумя пластиковыми стаканчиками кофе из пекарни возле моего дома. Садится за стол и выдыхает:
– Ну-с, слушаю.
Олька жалеет меня, цокает языком, называет Давыдова высокогорным козлом. Рассказывает, что у неё вроде как всё хорошо, и вроде как она наладила контакты с бывшим (тем самым, который изменял ей с продавщицами), и вроде как они даже собираются съехаться.
Мы словно играем в пинг-понг.
Пинг: у меня всё плохо.
Понг: у неё – замечательно.
Пинг: я несчастна.
Понг: она – благоухает.
Пинг: я не знаю, куда деваться.
Понг: она наконец-то удовлетворена.
И внезапно я понимаю с ужасом, что… Оля упивается моими проблемами. Никогда не задумывалась над этим, но сегодня, в отремонтированной кухне, при солнечном свете, я вижу это как никогда ясно.
Она всегда так себя вела. Успокаивала, жалела, а затем хвасталась своими достижениями. Постоянно принижала мои достоинства, злилась, если мне что-то удавалось, зато прибегала на запах неприятностей. А я привычно сразу же неслась к ней жаловаться, потому что искала сочувствия.
Нас обеих устраивали мои страдания. Я чувствовала себя нужной, а она утверждалась за счет провалов.
Можно назвать это настоящей дружбой, мол, в беде не оставит. Но я не нужна ей в радости. Даже, узнав о моей должности, Олька отреагировала потребительским образом. Мол, отведешь меня в дорогой ресторан, найдешь мне богатого жениха.
Она не радовалась моему успеху – искала плюсы для себя самой.
А стоило Оле узнать про Давыдова, как мы быстренько поругались.
Но отношения накрылись медным тазом – и Оля выпрашивает подробности последнего разговора, смакует уход Влада. Сетует, что я ступила и не забрала кольцо, в качестве моральной компенсации.
– Хорошо, что мой Денис не такой уродец как этот твой Давыдов, – добавляет с ухмылкой. – Ну, мужчин тоже нужно уметь выбирать, я вот не сразу научилась.
Звучит неприятно, будто меня втаптывают в грязь.
