Ян подбирает, морщится и снова встаёт в боевую стойку. Это он молодец, настоящий шляхтич!
Так, один из троицы выбыл – стоит в стороне и баюкает отбитое запястье. Как бы, не трещина у него там? Нет, не должна – палка лёгкая, да и бил я не в полную силу. А вот писать пару дней будет, как курица лапой. Если вообще сможет.
Мне, кстати, тоже прилетело – один раз поперёк спины (Ян постарался?), и дважды – по рукам. Придётся и самому пощеголять в «тигровой шкуре», хе-хе-хе…
Дожидаюсь, когда двое оставшихся попробуют обойти меня с разных сторон, и снова – бац-бац-бац! Два удара правому, проворот, два левому, снова проворот, болезненные крики, оба отскакивают, шипят от боли, потирают следы, оставленные моими палками. А я встаю между ними, втягиваюсь в струнку, слегка приподнимаясь на носках, развожу руки крестом, кончики палок смотрят на противников. Эффектная концовка – наше всё!
– Адашев, Радзевич, Якимов! Вы что, с ума посходили?
Физрук стоит в дверях зала и прямо-таки разрывается от негодования.
– Симонов, к тебе тоже относится! А ну, вон из зала! После урока ко мне в кабинет, с дневниками! Данелян, а ты куда смотрел? Вы четверо – не думайте, что легко отделаетесь!
А я и не думаю. Это жизнь, и в ней за всё приходится платить – хотя бы и двойкой по поведению.
Перед тем, как отправиться в изгнание, подхожу по очереди к Яну, Гендосу, Димону, протягиваю руку, жму. Последнему осторожнее – ушибленное палкой запястье уже опухло, болит, наверное… Физрук хмуро наблюдает за этим ритуалом, но не вмешивается. Дисциплина – это важно, конечно, но что такое собственное достоинство, отставной спортсмен понимает отлично.
…ну что, парни, тема закрыта? Вот и ладушки…
Против ожидания, расплата оказалась не такой уж жестокой. Физрук завёл нас к себе в кабинет (крошечное помещение рядом с раздевалкой, забитое разнообразным спортинвентарём так, что едва хватало места для совсем уж микроскопического столика), поставил в перед собой и устроил разнос. Такие мы, сякие, и безобразие хулиганили, и технику безопасности нарушали, и его лично чуть под монастырь не подвели. И при этом, в глазах, да и в интонациях физрука нет-нет, да промелькивало нечто вроде уважения – видимо, он успел оценить красоту боя.
Впрочем, почему это – «мой»? Наш, совместный. Участников-то было четверо…
Вообще-то я его понимаю. Школа – место особенное. Стоит случиться чему-то настолько громкому, эффектному – и всё, пиши пропало, пойдёт поветрие. Мальчишки, особенно четвёртых-шестых классов, самые оторвы, примутся дуэлировать на палках (гимнастические им никто не даст, но кусты-то на что?) – невзначай глаз выбьют, или ещё как-нибудь покалечатся… «Развлекались бы за пределами школьного двора – читалось во взгляде физрука. – Там хоть лопатами деритесь, а здесь – зачем другим проблемы создавать?»
В итоге, дело ограничилось гневной записью в дневниках (даже двоек не стал ставить, о как!) и взятым со всех четверых словом, что не повторится. Заодно меня вынудили рассказать в уходе из секции фехтования и намерении попробовать свои силы в ином жанре. Физрук удовлетворённо кивнул – спорт есть спорт, пусть и такой. Я было, хотел заикнуться насчёт доступа в зал во внеурочное время – упражняться нам с Астом – но вовремя прикусил язык. Успеется.
Остаток дня прошёл без приключений. «Щёлк-щёлк» мы произвели в традиционном месте уединения – мужском туалете второго этажа, после чего Женька уверенно взял дело в свои руки. Мне было предложено сидеть и не высовываться. Я и не высовывался – сначала на биологии (анатомия, физиология и гигиена человека, первый урок в четверти, системы внутренних органов, сердце, кровеносные сосуды, почки, бла-бла-бла), потом на химии (этот предмет в классе любили, как и химичку, Татьяну Николаевну), долгожданная (исключительно для меня) литература, и последним уроком инглиш. Тут пришлось слегка «подтолкнуть» альтер эго под локоток – несмотря на два года занятий с репетитором, язык потенциального противника ему не давался. Как и мне в своё время. Более-менее овладел им я уже в солидном возрасте, когда возникла необходимость по работе – да и то лишь на разговорном уровне. Что до английской грамматики, то она так навсегда и осталась для меня «Терра Инкогнита».
Расспросы по поводу «танцев с саблями»? Были, конечно, куда ж без них. И расспросы, и восторги, и просьбы научить «так же махаться». Женька, вовремя сообразивший (без моей подсказки, заметьте!) что язык сейчас лучше держать за зубами, в начале каждой перемены удирал с Астом на другой этаж и появлялся только к началу следующего урока.
А после уроков – событие грандиозного масштаба в жизни моего альтер эго. По мне, так ерунда, мелочь, но он счастлив и горд собой. Мы идём провожать Миладку! Мало того – Женька решился даже предложить понести портфель, что вообще ни в какие ворота. Серёга по такому случаю предусмотрительно слинял, и я, чуть погодя, последовал его примеру. Заранее известно, что дело ограничится болтовнёй о школьных новостях и восторженно-щенячьими взглядами, бросаемыми исподтишка. А потому – не стану смущать парня, заглядывая через плечо. Благо методика медитации-полусна сознания освоена вполне, да и подумать есть над чем. Вот, к примеру: а если в ожидании очередного флэшбэка попробовать сформировать своего рода вопрос, обозначить область интересов? А что? Вдруг, да получится?
Четверг
7 сентября, 1978 г
Ул. Онежская
Вечер больших надежд
Оказывается, наш с Женькой «юбилей» уже завтра. Как быстро неделя-то пролетела… Весь вечер мы с мамой лепили пирожные, предназначенные для угощения одноклассников. Завтра в школу не бежать – шествовать неторопливо с коробочкой, перевязанной бечёвкой. Уронишь, помнёшь – и вместо её содержимого окажется однородная, шоколадного цвета, масса. Хоть ложками её вычёрпывай. Как по мне – так и не худший вариант…
Итак, рецепт: какао, печенье, истолчённое в порошок, сгущёнка (мама специально приберегла к такому случаю две банки) коробка смеси «Малютка», немного сливочного масла и гвоздь программы, дроблёный арахис. Жуткий дефицит, кстати – в магазинах его не продают, только на базарах, да и то не везде. Нам, например, его присылали родственники, проживающие в Астрахани. Рыхлые арахисовые бобы сначала обжаривали на огромной чугунной сковородке, потом мы с мамой их лущили, и вручную измельчали в большой бронзовой ступке, сохранившейся невесть с каких времён, бронзовым же пестиком, таким увесистым, что при желании мог бы сойти и за оружие.
После чего – дело невиданное! – в «шоколадное тесто» было щедро добавлено граммов сто коньяка из заветной отцовской бутылочки. Раньше, насколько нам с Женькой не изменяет общая память, мама такого не делала. Считает, что сын уже достаточно взрослый? Что ж, похвально, похвально…
Но главное событие дня – это, конечно, возвращение отца. Высокий, улыбающийся, с оттопыренными ушами и в очках – он всегда напоминал мне Шурика из «Кавказской пленницы», разве что, постарше. От отца отчаянно разит табаком – я аж оторопел, когда он, как ни в чём не бывало, задымил на кухне сигаретой. Да, до ЗОЖ и запретов на курение этому миру ещё долго…
