– Бёздник – это день рождения. – торопливо, шёпотом пояснил я, делая ещё одну отметку: полегче со сленгом, который кажется мне молодёжным. Можно и не угадать. – Так придёшь?
– Приду. – кивает. – Ты учебник-то открой, Геша смотрит…
Геша – это директор, он ведёт у нас историю. Уничижительное прозвище никак не отражает нашего отношения к нему. Геннадия Васильевича уважают – за грозную внешность, за признанную всеми справедливость. А ещё за биографию: во время войны он был танкистом. Был в школе такой дурацкий обычай: так непочтительно сокращать имена учителей. «Мариша, Клавдиша, Зинуля…»… мало кого из наших наставников минула чаша сия. Трудовик, сухопарый, круглоголовый, плешивый и отчаянно лопоухий Александр Иванович, вечно расхаживающий по школе в засаленном синем халате, именовался «Сан Саныч». Военрука, Георгия Палыча, звали «Жора», а Алла Дмитриевна, миловидная, кукольной внешности, «англичанка», удостоилась ласкового «Аллочка».
– У нас сейчас что, «СССР»? – спрашиваю, копаясь в сумке. А Женька тоже хорош – положил зачем-то оба учебника, и «Историю СССР» и «Новую историю». Мне что, монетку кидать?
– Ага. – кивок и лукавый взгляд. – Ты что, не проснулся ещё? «Новая» будет во второй половине года.
Ловлю на себе неодобрительный директорский взор. Плохо дело – по ходу, Геша начинает терять терпение…
…а вот мне не страшно – от слова «совсем»…
– «И тут ребята, началось страшное…» – уже было?
Есть у историка такая любимая присказка, когда он повествует о массовых побоищах, сражениях, казнях и прочих исторических ужасах.
Милка снова фыркает.
– Значит, будет. – уверенно заявляю я. Чуть громче, чем следует, потому что на этом Гешино терпение заканчивается.
– Абашин, ты, надо полагать, хочешь высказаться? – грозно вопрошает он, постепенно закипая.
Я пожимаю плечами. В самом деле, откуда мне знать, к чему надо быть готовым? И явственно ощущаю, как внутри моего сознания заходится в панике альтер эго.
«… вы… ты чего? Офонарел? Сейчас вызовет, а это банан, ты же не учил!»
Банан – это двойка. Тут мне подсказка не нужна.
– Так мы ждём, Абашин!
Директор воинственно вскинул подбородок – прямоугольное, словно вырубленное топором лицо раскраснелось, как всегда в минуты раздражения.
Я вздохнул, встал, и пошёл к доске.
«Я дерусь, потому что я дерусь, ответил Портос. А Наполеон, подумав, добавил: „Главное – ввязаться в бой, а там видно будет…“»
Или он не так говорил? Не суть.
– Так что вы, Абашин, подготовили?
…раз перешёл на «вы» – значит на грани. И пусть…
– А что надо было? – включаю дурака.
И вижу, как у сидящего на первой парте Андрея Куклина медленно отвисает челюсть. У Ленки Афанасьевой, его соседки по парте, губы изображают заглавную «О». Аст со своей галёрки крутит пальцем у виска. Остальные тоже не отстают.
Пробрало, ребятки? Это называется «слом шаблона». Не сделавшему домашнее задание разгильдяю полагается выкручиваться, мямлить о трудностях дома, врать, что перепутал уроки…
Гешу, кажется, тоже зацепило. Вместо того, чтобы без разговоров влепить наглецу тот самый банан, он повелительно тычет указкой в ближайшую парту.
– Куклин, что я задавал?
Андрюха вскочил, как встрёпанный. «Лучший в классе по истории» – услужливо подсказывает память, но я на неё цыкаю.
– Подготовить устное сообщение по периоду перед Отечественной Войной тысяча восемьсот двенадцатого года! – бойко отвечает он. Тильзитский мир, завоевание Финляндии, военные поселения, война с Ираном…
– Ещё реформы государственного управления и просвещения. – добавляет Геша. – Не всё в истории, Куклин, сводится к войнам. Садись, молодец. А мы пока… – он разворачивается ко мне, и я отмечаю, что роковой багрянец немного рассеялся. – …а мы пока послушаем Абашина. Итак?..
Я ухмыльнулся. Помнится, бродила в Сети история неизвестного автора, посвящённая малоизвестному эпизоду как раз нужного периода. Стили изложения там, такой… своеобразный. Настолько, что я запомнил его почти слово в слово.
– Регламент? – деловито осведомляюсь я. – В смысле, сколько у меня времени?
Ну, если Геша и сейчас не выставит меня из класса – значит, я что-то насчёт него не понимаю.
…о стенки черепушки бьётся в истерике Женькино сознание. Бедняга, такой стресс…
– Пяти минут хватит? – отвечает вопросом на вопрос директор.
Киваю. Вы хочете песен? Их есть у меня!
– Итак, война с Ираном. – бодро начинаю голосом блогера, записывающего очередной ролик, – В смысле – с Персией, он тогда назывался именно так. В 1805-м году Россия воевала с Францией в составе Третьей коалиции. Но у французов был Наполеон, а у нас – австрийцы, так что успехов на горизонте не просматривалось. Тем временем на юге, у персидского Баба-хана, с мурлыканием читавшего сводки с европейских фронтов, возникла идея. Баба-хан перестал мурлыкать и пошел войной на Россию, рассчитывая расплатиться за поражения 1804-го года. Момент был выбран удачно: из-за очередной постановки спектакля «Толпа криворуких союзников и Россия, которая пытается всех спасти», Петербург не мог прислать ни одного солдата – на весь Кавказ было от силы, тысяч десять штыков!
Я остановился, чтобы перевести дух. В классе повисла тишина. Челюсти, по меньшей мере, половины пребывали где-то в районе узла пионерского галстука.
То ли ещё будет, птенчики…
– Итак, на город Шушу, – я повернулся к висящей на доске карте и ткнул куда-то в район Закавказья, – где стояли гарнизоном шесть рот егерей майора Лисаневича, двинулись двадцать тысяч персидского войска под началом принца Аббаса-Мирзы. Думаю, он как Ксеркс, тащил за собой позолоченную платформу с кучей уродов и наложниц. Узнав об этом, князь Цицианов выслал всю подмогу, которую только смог. Все 493 солдата и офицера семнадцатого егерского полка при двух орудиях.
Тишина была – можно услышать пролетевшую муху. Геша, и тот замер, стиснув в побелевших пальцах деревянную указку.
– Их перехватили у реки Шах-Булах. Персидский авангард. Скромные четыре тысячи сабель. В то время на Кавказе сражения с за сражения и официально проходили в рапортах как «учения в условиях, приближенных к боевым». Так что, Карягин комплексовать не стал – построил егерей в каре, отбил персидскую кавалерию и встал укреплённым лагерем-вагенбургом. Персы атаковали их до ночи, после чего взяли тайм-аут на расчистку груд персиянских трупов и похоронные стенания. К утру, прочитав в присланном из ставки Баба-хана наставлении…
Я запнулся, чуть не сказав «мануал», как было в оригинале той интернет-истории. Фу ты чёрт…
– …так вот, прочитав в наставлении: «Если враг укрепился и этот враг – русские, не стоит переть на него в лоб, даже если вас двадцать тысяч, а их четыреста человек», персы принялись палить по вагенбургу из пушек. Наши в ответ сделали вылазку, пробились к персидской батарее и повзрывали всё, сбросив в реку обломки пушечных лафетов с похабными надписями и картинками.
