Эти нейротрофические химикалии – в частности один, называемый фактором роста нервов – заставляют синапсы между нейронами формировать долговременные отношения. Словно садовые удобрения, эти химические вещества способствуют росту и цветению дендритных связей, разрастанию дополнительных, более насыщенных связей между ними и тем самым соединению между собой и формированию длительных и более крепких отношений. По мере того как нервные клетки все прочнее скрепляются между собой, навык, который мы осваиваем, становится более автоматическим, привычным, естественным и легким, а также более бессознательным. Водим ли мы машину, печатаем на компьютере, ездим на велосипеде, вышиваем или выполняем любые другие действия, чем больше мы их повторяем и чем больше думаем о них, тем крепче становится соответствующая нейронная связь.
В этом процессе важнейшую роль играет внимание. Когда мы направляем внимание на предмет обучения, что бы это ни было, а затем мысленно повторяем этот процесс снова и снова, неокортекс начинает формировать новые связи в новых сетях, образовывая долговременную карту нового навыка, которая будет доступна в дальнейшем. Однако если мы переключим внимание на что-то другое в то время, когда пытаемся развивать новые связи, мозг не сможет начать размечать и формировать паттерны нового навыка, поскольку разум ушел со сцены, обратившись к другому нейронному паттерну.
Как и в любых взаимоотношениях, нейронам требуется общение, или совместное зажигание, особенно вначале, чтобы они могли образовать более устойчивые связи. В конечном счете, они смогут активироваться, просто находясь рядом. Теперь мы укрепляем неврологическую сеть, которая скреплена мыслью, действием, навыком, идеей, ощущением или понятием. Что бы это ни было, его сознательное выполнение становится более простым, естественным, знакомым, привычным, непринужденным, автоматическим и подсознательным, пока не сделается бессознательным.
Если мы представим картину Микеланджело «Сотворение Адама», на которой Бог своей дланью касается руки Адама, устанавливая с ним контакт, мы начнем понимать, что нервные клетки делают то же самое: когда мы стремимся к чему-то новому, желая сделать что-то неизвестное для нас известным, соседние нейроны тянутся друг к другу, чтобы создать длительный союз. Если мы зажигаем эти синаптические связи вместе снова и снова, наступает момент, когда нервные клетки сцепляются. Суммируя теорию обучения Хебба, можно сказать: «Нервные клетки, зажигаемые вместе, скрепляются», и тогда закон повторений добавляет свою лепту: «Нейроны, постоянно зажигаемые вместе, лучше скрепляются». Наш мозг постоянно меняется. Связи обрываются и возобновляются в новых сочетаниях и паттернах.
Наш вечно развивающийся мозг меняется за счет усвоения новой информации и получения нового опыта, что происходит путем ассоциаций и закрепляется через повторение.
Нервные сети, таким образом, представляют собой просто-напросто группы нейронов, зажигающихся вместе, а затем скрепляющихся, когда мы усваиваем новую информацию путем ассоциаций и запоминаем усвоенное путем повторений. Конечным результатом проведения ассоциаций между всяким новым понятием, идеей, навыком или действием и известными сведениями и постоянного многократного повторения этого процесса является формирование новой нервной сети в мозге.
Каждый раз, когда мы активируем эту новую нервную сеть, мы, по сути, создаем новый уровень разума. Если разум – это мозг в действии, или включенный мозг, тогда новые нервные сети создают новые уровни разума. И что самое важное, одна цельная нервная сеть может просканировать акры неврологической территории, соединяя различные отделы, модули, подобласти, подструктуры, и даже доли, чтобы они зажигались в бесконечном множестве возможных комбинаций.
Двойная мозговая обработка, или как новая информация становится рутинной
Мозг способен усваивать новую информацию как на микроскопическом уровне нейронов и синаптических связей (обучение по Хеббу), так и на макроскопическом уровне, как мы увидим далее, когда будем обсуждать, как два полушария обрабатывают данные и хранят их в виде рутинных воспоминаний.
Два полушария неокортекса не являются зеркальным отображением друг друга. Правая лобная доля шире левой. Левая затылочная доля шире правой. Эта двойная асимметрия широко известна как сдвиг Яковлева, названное так по имени гарвардского нейроанатома, доктора Пола И. Яковлева.
Различие полушарий проявляется также и в биохимии. Например, в левом полушарии имеется избыток нейромедиатора дофамина, тогда как в правом больше нейромедиатора норэпинефрина. Кроме того, правое полушарие имеет больше рецепторов для нейрогормонов, регулирующих эстроген.
Вы, возможно, думаете сейчас, что, если два полушария неокортекса различаются по структуре и химии, они должны выполнять различные функции – и это действительно так.
Левое полушарие (давайте обозначим его как ЛП) считалось доминантным по сравнению с правым (ПП). ЛП само по себе казалось более активным, но кроме того, некоторые неврологи считали его превосходящим на основании более продвинутых способностей к обработке языка, рассудочной деятельности с использованием аналитического мышления и благодаря участию в линейной символической логике. По контрасту ПП изначально считали имеющим мало ярко выраженных функций.
Более того, травма правого полушария часто как будто не приводила к серьезному ухудшению здоровья пострадавшего. Большинство взрослых пациентов с травмой или повреждениями ПП могут казаться почти не пострадавшими в отношении когнитивных способностей. Это первоначально привело к тому, что некоторые неврологи приписали ПП второстепенную роль. Но по мере продолжения исследований стало очевидно, что повреждение ПП вызывает поддающиеся измерению изменения в работе мозга и тела. Например, многие испытуемые, пережившие инсульт с поражением ПП, кажется, не подозревают о том, что с их телом может быть что-то не в порядке – даже если они подволакивают ногу. Это называется односторонним пространственным игнорированием, состоянием, при котором человек не воспринимает и не проявляет внимания к одной из сторон своего тела.
Одна каверзная ситуация привела к множеству открытий относительно роли наших полушарий. Когда у ребенка случается травма правого полушария, это считается крайне опасным. Тогда как у взрослых, по мнению врачей, дело обстоит наоборот. Немногие хирурги решаются оперировать ЛП взрослых, где располагаются языковой центр и множество других особых функций. Хирурги чувствуют себя уверенней, делая взрослым операции на ПП, потому что там как будто бы имеется большая устойчивость к возможным ошибкам.
Поскольку дети находятся на раннем этапе освоения языка, вполне логично, что повреждение левого полушария, скорее всего, не сильно повредит им, ведь там пока размечено относительно немного синаптических связей. Но это не объясняет, почему повреждение правого полушария так опасно для детей. Возможно, ПП играет более активную роль у детей, а затем, по мере их взросления, левое полушарие становится более активным? Если это так, что же вызывает такой переход и какой цели он служит? Такими вопросами задавался нейропсихолог и доктор философии Элхонон Голдберг9.
