– Только у тебя дядька – король и быть тебе королём после него, – со смехом перебил Айвор. – Потому что рождаются у него одни дочки. А у Фэй дядька – жадный фермер, и быть ей после него бесприданницей или нелюбимой женой…
– Но не Шимуш-ш-шсу! – зашипел Талли и вдруг завертелся на месте. – Тш-ш. Дальше – тихо. За тем холмом его нора. Мягче, мягче ш-ш-штупайте.
Айвор погасил свечу и взял Киллиана за руку; единственными огоньками во мраке остались глаза Талли – не бледные красноватые отсветы, как у других котов, но пылающие уголья. Звуки теперь казались громче, а запахи чувствовались яснее. Некоторое время Киллиан шёл в темноте, с необычайной отчётливостью ощущая прохладу руки компаньона и сырое дыхание ветра над холмами. Талли вёл их всё медленней; наконец он остановился у небольшой поляны между холмов, окаймлённой вереском.
– Здесь.
Место это будто бы ничем не выделялось, но дышать сразу стало тяжелее. Айвор присел и потрогал сырую землю руками.
– Хорошо спрятался, мальчишка, – с опасным весельем прошептал он. – Флаэрти, на три шага назад. Талли, встань подле меня, а как проход откроется – прыгай вниз.
– А потом? – с любопытством мурлыкнул кот. Если бы не пылающие глаза, можно было бы на мгновение решить, что он вышел поиграть, а не отомстить за подругу.
Айвор усмехнулся зло:
– Там сообразишь.
Он воздел руки к небу, вытягиваясь струной. Ветер затих, а затем точно взбесился – поток воздуха хлынул от земли вверх, к облакам, и за считанные секунды разметал их вдоль горизонта. Проглянули ясные звёзды, и света прибавилось; он становился всё ярче, точно горел сам небосвод, и то же нежное серебряное сияние укутывало Айвора.
А потом земля под ногами внезапно зашевелилась.
У Киллиана перехватило дыхание, точно от удара в живот – столь резким и неодолимым был приступ ужаса. Краткий, по счастью, ибо уже в следующую секунду стало понятно, что это стебли тимьяна вытягиваются, переплетаются ковром, и распускаются нежные цветы-звёздочки, белые и багряные.
От аромата кружилась голова.
Айвор опустил руки – и ветер вновь изменил направление, низвергаясь с неба. Тимьяновые облака заколыхались и мгновенно разошлись вместе с землёю, открывая большую пещеру. Киллиан успел разглядеть масляный фонарь, дающий скудный свет, лежанку из одеял и гору каких-то тряпок… А затем кот вздыбил шерсть, вырос в три раза больше прежнего и сиганул вниз с бешеным шипением.
Кто-то закричал – нечеловечески страшно, а затем словно захлебнулся.
– Прекрасно, – кивнул Айвор невозмутимо, потом обернулся к компаньону, цапнул его за ворот: – А теперь твоя очередь! – и самым подлым образом швырнул в пещеру.
Киллиан только и успел, что ругнуться под нос, и кувырком покатился по дну. Да только вот тряпки оказались не тряпками.
– Фэй?!
– Кузен?!
Ранена она, похоже, не была, но вот испугана – сверх меры. А совсем рядом, в пятке шагов, выл и визжал, катаясь, клубок из двух сплетённых тел, ни одно из которых не было человеческим. Осколки масляной лампы хрустели под мощными лапами и крутыми боками.
– Цела?
– Да… Ох, кузен! – Фэй всхлипнула и вцепилась в плечи Киллиану. – Он меня трогал… трогал…
– Не бойся, – твёрдо сказал Киллиан, остро жалея, что нельзя достать пистолет и разрядить его в визжащий клубок, не задев Талли. – Я тебя вытащу.
Он помог Фэй подняться, затем подсадил её, чтобы она смогла ухватиться за руку Айвора, и лишь затем выбрался сам, цепляясь за стебли тимьяна, необыкновенно жёсткие и прочные. Внизу земля обваливалась под ногами, а ближе к поверхности становилась такой сырой и топкой, что там можно было бы завязнуть. Но, по счастью, небо оставалось чистым, а звёзды и луна, которая только начала карабкаться к зениту, давали предостаточно света.
«Ненастье миновало», – подумал Киллиан, переваливаясь через край и вытягиваясь на тимьяновом ковре. В боку слегка покалывало от недостатка воздуха; а голова кружилась, но вот как раз здесь усталость и напряжение были ни при чём.
Фэй сидела рядом. Айвор поддерживал её за плечи, но больше ничего не делал – не пытался успокоить или утешить, даже обнять не пробовал, вопреки обыкновению.
– Девочка не ранена, – произнёс он мягко и повёл рукой; звуки борьбы, доносившиеся из убежища колдуна, стали тише. – Шимус не сделал ничего не поправимого.
Киллиан сел, опираясь на руки. В бледном лунном свете Фэй точно светилась. Лицо у неё было мокрым.
«Её нельзя оставлять у Фоули, – снова подумал он. – Нельзя. После всего, что случилось… Но как сказать об этом?»
Айвор молчал и глядел в сторону; Киллиан мучился, подбирая слова. А Фэй вдруг расправила плечи, с силой растёрла бледные щёки – и сказала твёрдо:
– Кузен Киллиан, у меня одна просьба. Я хочу уехать в Дублин. Вы… ты поможешь мне?
Айвор продолжал улыбаться, глядя в сторону. Глаза у него были пустыми.
Киллиан глубоко вздохнул и взял Фэй за руку:
– Да, кузина. Конечно.
Убедить тётушку Мэган оказалось труднее всего. Не помогали ни посулы оставить на ферме наследство Конноров, ни клятвенные обещания заботиться друг о друге в Дублине, как подобает родственникам.
Конец спорам положил Айвор. Он тенью скользнул между спорщиками, прошёл через комнату и распахнул дверь, указывая на порог:
– Кажется, питомец Фэй притащил добычу. Большому котику – большую крысу?
То существо, чья кровь пропитывала сейчас деревянные ступени, действительно отдалённо напоминало крысу. Но в той же степени оно могло оказаться собакой, змеёй или хорьком – отвратительная химера с длинными когтистыми лапами, покрытыми чешуёй, узкой головой. Лишь ноги напоминали человечьи, но вывернутые коленями назад. Одежда напоминала ту, что носили другие работники на ферме.
Тётя Мэг прижала руки ко рту и отшатнулась, падая в объятия Калма:
– Что это, ради всех святых?
Айвор пихнул тело мыском сапога, и оно тяжело перевалилось через край доски, падая на ступень ниже. Багровые потёки на плотной древесине напоминали обычную грязь. Даже запах был не крови, а застоявшегося болота.
– То, что бывает, когда глупый человек плохо рассчитывает силы и замахивается на кусок, который ему не по зубам. Шимус пытался сделать своим то, что ему не принадлежало и использовал для этого силы, которые не мог обуздать, – ровным голосом объяснил Айвор. – То существо, которое вы прочили в женихи своей воспитаннице.
Мэган Фоули могла быть порою бессердечной, холодной и циничной, но глупой бы её не назвал даже откровенный недоброжелатель.
– Пришли мне из Дублина письмо, – попросила она, тронув Фэй за плечо, и ушла на кухню.
Вещи собрали тем же днём, а уехали на следующее же утро. Багажа набралось немного – всего-то саквояж да чемодан. Тётя Мэган собственноручно напекла в дорогу пирогов с разной начинкой, а на прощание крепко обняла воспитанницу, кажется, раскаиваясь вполне искренне.
